Саня долго обдумывает мои слова — и на полусогнутых ногах идет в палатку.
Я опять возвращаюсь мыслями к Еве. Эффектная девушка, она во всем обожает эффекты. Любое ее появление на людях, особенно если среди них есть хоть одна пара штанов, должно быть эффектно. Продуманная поза. Подчеркнутый жест. Прическа, отличающаяся от других в радиусе километра.
Подружки в мини, Ева непременно в длинной юбке. Ну и дорогие вещи, выделяющие среди прочих не только дам преклонного возраста. Ева понимала, что произнесенное слово не главное ее достоинство, и старалась как можно реже раскрывать рот. Нет, она с удовольствием смеялась, без стеснительности облизывала губы, запихнув в рот большой кусок торта, призывно округляла их, слушая собеседника, но афоризмы изрекали все, кроме Евы. Она разговаривала улыбкой, нахмуренными бровями, сощуренным глазом, изгибом тела, походкой. И не больно надеялась на слова, не доверяла им. Ева была предметна и в то же время чуточку ирреальна, как чайка в море. Вот она, ты ее видишь и слышишь, любуешься плавным полетом, — но издали.
Сейчас Ева явно скучала. Мизансцена для нее затягивалась. Нужно было менять партнеров, декорации, костюмы, свет, нужно было садиться в яхту и плыть к иным берегам, а мы до сих пор на острове.
«Ничего, — подумал я, — на острове тоже полезно».
Ева поднялась и посмотрела в мою сторону. Я махнул рукой. Ева поколебалась и неохотно побрела по песку, натягивая на голое тело кофту.
— Замерзла?
— Я от этого песка тронусь. Хрустит на зубах, в голове, всюду. — она оттянула трусики и стряхнула прилипшие к молочной коже песчинки.
— На картошке лучше?
— Хуже, — подумав, честно призналась Ева. — Но что мы на этом острове торчим? Поплыли бы куда-нибудь.
— Завтра поплывем.
Я притягиваю ее к себе. Ева сопротивляется, но недолго. Я сдуваю воображаемый песок с гладких ног, живота, рук, шеи. Ева замирает. Я целую ямочки на щеках, покусываю мочку уха, приникаю к полуоткрывшимся губам.
— Еще. — шепчет Ева.
Мы целуемся, забыв обо всем.
— Ну, как, лучше? — заглядываю я в темные глаза.
— А ты ничего, — хлопает длинными ресницами Ева. — Целоваться не умеешь, но ничего.
Мы лежим обнявшись, и нам не мешают ни песок, ни ветер, ни подсматривающие чайки. Головы, изредка выглядывающие из палаток, не мешают тоже.
— Как тебе мой друг? — спрашиваю я.
— Это который?
— Саня, капитан.
— Мариночка его на коротком поводке держит.
— Да ну?!
— Скоро в ЗАГС поведут твоего Саню. А вот Олег симпатичный парень.
— У него тоже подруга.
— Ну, эти не в счет, — пренебрежительно машет рукой Ева. — Если бы я захотела, Олег на нее и не глянул бы.
— Вот так, значит?
— Мой был бы, — потягивается Ева.
Я провожу пальцами по щеке, трогаю подбородок, обхватываю тонкую шею. Красива, но опасна. На тело в узеньком купальнике и смотреть страшно. Ева вздрагивает от сдерживаемого смеха:
— Ревнуешь?
— Если бы ревновал, не гладил бы.
Она перестает смеяться.
— Я и забыла, что ты у нас силач.
— Слабенькая шейка, нежная.
— Перестань! — отталкивает мою руку Ева. — Шуток не понимаешь?
— Силач у нас Олежка, я просто обученный. Как говорит тренер Семеныч: раз здоровый, значит, дурной.
Ева примеряет афоризм к себе — и легко отбрасывает в сторону.
— Подумаешь, здоровый, дурной. В жизни надо быть везунчиком.
— Как ты?
— Может, как я.
— Не родись красивой, а родись счастливой?
— Лучше и той, и другой.
Ева сейчас не шутит. Она действительно считает, что все в этом мире создано для нее. Элита. Она и не подумает уступить вещь или место, никогда не встанет в очередь. Брать все сразу и много — вот ее девиз. Я же рядом с ней пока заполняю пустующую нишу. Гожусь для кое-чего, и она меня и терпит.
— Долго будешь мучить? — вглядываюсь я в безмятежное лицо.
— Не знаю, — не открывая глаз, бормочет Ева.
Наконец и у меня на зубах заскрипел песок. Давно пора из этого песчаного рая сматываться.
4
Семеныч меня не убил, и на первенстве республики среди вузов я занял второе место.
— Вечно второй, — приклеил ярлык Володя.
— До конца года можешь наплевать на занятия, — гоготнул Крокодил. — Теперь тебя ни одна собака не тронет.
Крокодилы в этих делах понимают толк. Я с ним согласился.
— Ну, братцы, — обнял нас Володя, — теперь возьмемся за съезд.
— Какой съезд? — не понял я.
— Съезд смеха.
Я посмотрел на Крокодила. Тот цыкал зубом, переваривая только что проглоченную пищу.