Постучали в дверь, но не условным стуком, обычным.
— Не открывай, обойдутся.
— Конечно.
Дрожь в теле не проходила.
— Холодное вино.
— Что? — не поняла Ева.
— Озноб от вина.
— Да нет, ничего, — Ева сняла с бедра мою руку. — Говори что-нибудь, не молчи.
Но у меня не было слов, ушли.
— Понравился съезд? — выдавил я.
— Володя молодец, из него режиссер получится. А твоя повесть детская. Я растерялся.
— Почему детская?
— Ребенок.
Это уже выходило за рамки игры.
— А почему ж. сюда пришла?
— Дурачок, — сверкнула белками глаз Ева.
Я попытался отодвинуться, но она не дала, крепко обняв меня.
— Повесть написал, вина сегодня выпил — и все такой же маленький. Ева дразнила, я обижался. Действительно, дурак. Стало как-то легче.
— Завтра встретимся?
— Может быть, — улыбнулась Ева. — Витечка, ты, главное, не напрягайся. И не таскайся за мной хвостиком. Дышать ртом вредно.
Это я знал, спортсмен все ж.
Тепло Евиного тела убаюкивало, усыпляло. Я трогал тяжелые волосы, прикасался губами к затылку, невольно стараясь дышать носом. Ева потягивалась, как котенок под поглаживающей рукой. Коридор постепенно наполнялся голосами, топотом, взрывами смеха. Но возле нашей двери было тихо. Виталик молодец.
— В какую сторону у вас туалет? — высвободилась из моих рук Ева.
— Ваш направо.
— Без меня сможешь прибраться? — покосилась она через плечо. — Посмотри, на что кровать похожа.
— Здесь все кровати такие.
— Ну да?! — остановилась Ева. — А с виду простые ребята.
— Дурное дело нехитрое.
— Надо же, заговорил! Подними с пола дубленку.
Я и не заметил, какой у нас роскошный ковер на полу. Прямо с кровати босыми ногами в пушистый мех — замечательно.
Ева ушла. Я включил свет, поправил покрывало и подушку, убрал со стола пустую бутылку, стаканы. Как будто ничего и не было.
У выхода мы столкнулись со смехосъездовской командой, прорывавшейся в общагу. Промозглым ноябрьским вечером, да еще с дождичком, похожим на снег, по улицам много не погуляешь. Поневоле поскачешь к друзьям в общагу. Толпа, осаждающая врата, нас не заметила. Мне пришло в голову, что варта, то есть стража, этимологически восходит именно к вратам. Молодцы, стоящие с бердышами у врат, и есть варта. Во всяком случае, наша бабка на них походила, но один в поле не воин. Оттерли в угол — и рванули с гоготом по коридору. Крокодил, проплывший мимо, усиленно работая хвостом и конечностями, даже не моргнул глазом. Крупный крокодил, породистый, от темечка до кончика хвоста метр девяносто пять. Ева, остановившись, прищелкнула ему вслед языком.
— Нравятся крокодилы?
— Ничего.
По дороге к Евиному дому мы молчали. Она небрежно держала меня под руку, закрывалась воротником дубленки от ветра, отворачивалась. Я смотрел прямо перед собой. То, что сегодня случилось, казалось, должно было в корне изменить наши отношения. Но я чувствовал, что все осталось по-прежнему. Идущая рядом Ева была, как и раньше, недоступна.
— Иди, — толкнула она меня в грудь у подъезда.
И я, выдерживающий на соревнованиях бодания здоровенных бугаев, под ее рукой пошатнулся.
— До завтра?
— Может, справку из поликлиники возьму, — зевнула Ева. — Пока.
Справку она действительно взяла, поскольку не показывалась на факультете больше недели. Но тосковать мне было некогда — все же, черт побери, знаменитость. Съезд смеха имел, как говорится, большую прессу, меня стали узнавать не только студенты. Завкафедрой иностранных языков Броневский, только-только вернувшийся из командировки в Штаты, подозвал меня к себе, когда я зашел в деканат с очередным письмом об освобождении от занятий:
— Это вы повесть написали?
— Написал.
— А это что? — кивнул он на письмо.
— Отзывают на сборы, — объяснил я. — Соревнования.
— Вы еще и спортсмен?! — уехали куда-то на лысину брови. — А как ваш английский?
— Сдаю, — пожал я плечами.
— Вторая группа второго курса? — проявил странную для профессора осведомленность Броневский. — Со следующего семестра занятия у вас буду вести я. И вот это мне, — он брезгливо покосился на письмо, — лучше не показывать. Уяснили?
— Так точно! — щелкнул я каблуками.
— Юморист. — пожевал губами седой, моложавый, в костюме от кого-то там профессор. — У меня вы будете заниматься по новейшей структуралистской системе, и она требует обязательного посещения.
Чутье мне подсказало, что я серьезно влип. Но студент тем и хорош, что в упор не видит грядущих неприятностей. Ему б только день продержаться.