«Ну и ну, — вырвался я из жесткого захвата, — придушит ненароком».
Но ведь есть такой прием — «мельница». Часами я крутил ее под неусыпным контролем Семеныча. С захватом правой ноги, левой, опять правой и опять левой. Обратную «мельницу» крутил.
— Фигня, — говорил Семеныч, — разве это «мельница»? Ты его должен по ковру размазать.
Так Семеныч объяснял суть приемов. А показывая их, действительно размазывал по ковру.
В общем, я уцепился за руку и ногу противника, крякнул, подражая Семенычу, и Олежка всей своей массой опять повалился на спину, я едва успел из-под него выскочить. По-нашему это называется «туше».
На этот раз публика отреагировала вяло. Надоело публике зрелище. Мы с Олежкой стояли в грязи и мыле, жадно хватая ртом воздух, — народ разбредался. Саднила кожа, похрустывали косточки, пульсировала в подвернутой ноге боль, но народу до нас дела уже не было. Саня и тот уставился на яхту, будто увидев ее впервые в жизни. Ева? Далеко была Ева, сидела в шезлонге, окруженная новыми подругами, и что-то с жаром рассказывала.
Глянули мы с Олежкой друг на друга, плюнули и пошли омывать раны. Кто ж поймет, как не гладиатор гладиатора.
Натешившись видом бодающихся борцов, яхтсмены принялись за десерт. Когда я говорил о некотором мазохизме, присущем яхтсменам, я имел в виду и поедание ближнего. Сейчас матросы вцепились в своего капитана.
— Может, споем? — подмигивал Олегу Вадик. — Сань, что-то мы давно не пели.
Саня увлеченно ковырялся в кострище.
— Кто поет, Саня?! — изумился я.
Вроде я его знаю, своего школьного друга.
— Поет, и еще как. Сел за румпель и затянул: «Славное море, священный Байкал.»
Саня по-прежнему ничего не слышал.
— Ну и что? — глянул я на Вадика. — Нравится человеку — пусть поет.
— Одну песню команда выдержала. Но когда вторую начал. Олежка, какая его любимая?
— «Из-за острова на стрежень».
— Во-во. Капитан говорит: «Если он сейчас не заткнется, я сойду с ума».
— Плохо поет? — никак не мог я врубиться.
— Плохо! — хмыкнул Вадим. — Если б просто плохо, мы как-нибудь выдержали бы. А тут, понимаешь, гонка. Знаешь, как в гонке нервы напряжены?
— Я стресс снимал, — сказал Саня.
— Стресс!.. — подскочил Олежка. — Твой ор на всех яхтах слышали. В крейсерских гонках разброс яхт несколько километров, и они все слышали песню. Я специально спрашивал.
— Запретили? — посмотрел я на Саню.
— Капитан сказал: «Начнется шторм, тогда пусть воет до посинения». И на следующую ночь как раз шторм, пять баллов. Саня бегом к румпелю, вне очереди.
Саня изо всех сил дунул в погасший костер, устроив пепельную метель. Хорошие легкие у парня.
— После первого куплета уже никто не спал, — Вадим рассказывал в основном Еве, но его слушали и все остальные. — В первый момент подумали, что налетели на сухогруз и он врубил сирену.
— С Саниным пением никакая сирена не сравнится, — вставил свои пять копеек Олег. — Ты слышала когда-нибудь гудок сухогруза?
Ева сидела, согнувшись от смеха.
— Больше не позволяют петь? — спросил я Саню.
— Нет, — вздохнул тот.
— Сволочи.
— Капитан сказал: «Запоешь — спустим на канате за борт», — поставил точку Вадим. — За бортом не больно-то рот разинешь.
— Надо капитана поменять, — предложил я. — Или команду.
Вот этой шутки не понял даже Саня. Я пожал плечами. В конце концов, не мне ходить в гонки. И не мне запевать «Из-за острова на стрежень.»
Я думаю о том, что в любой компании к концу второго дня неизбежно начинаются сложности. А уж среди островитян тем более. О нас с Евой я не говорю. Коза, гуляющая сама по себе. Но вот и Саня отлип от своей гречанки. И Олежка удрал куда-то в кусты. Вадим рявкнул на свою сероглазую малышку Оленьку. Дела.
— Пора собираться, — говорю я Сане.
— Завтра, — оглядывается тот на палатку, в которой скрылась Марина.
— Бесполезно. Сначала взаимное притяжение, потом отталкивание. Надо сматываться.
— У вас-то все нормально, — бурчит Саня.
— У нас?! — смотрю я на Еву, которая уже измусолила журнальчик и теперь делает вид, что дремлет. — Ничего ты не знаешь про нас.
— Красивая деваха.
— Это, конечно, есть, — кряхчу я. — Но и только.
— А что еще надо? — удивляется Саня.
Я вздыхаю и отворачиваюсь к воде. Вода, даже пресная, лучшее из того, что видит человек в своей жизни.
— У Марины отец моряк, капитан первого ранга, а в яхтах она ни хрена не понимает, — жалуется Саня.
— Зачем ей понимать? Не она ведь капитан, папа.