Разглядывая каждого новоиспечённого родственника, я сбилась со счёта. Людей в окружении становилось всё больше, имена роились, поэтому, чтобы не ошибиться наверняка, приходилось трогать человека за плечо при обращении. Сильнее всего в молодой памяти осталась бабушка, что долгое время молча наблюдала за триумфальным воссоединением крупной семьи. Легко она водила оторванной травинкой по ногам, отгоняла надоедливых комаров, иногда приоткрывала рот, внимательно рассматривала новые, ещё не приевшиеся лица. Её волосы, как и брови, одолела седина, лицо покрылось грубыми морщинами. Даже старость не могла испортить такого чудного человека. Во внешности этой женщины виднелись особенности, изюминки: родинка под глазом, овальное лицо, небольшой носик и пухленькие, красные щёчки. Улыбка, что нравилась мне с минутами всё больше, озаряла тёмную поляну сильнее любого фонаря.
Мы зашли внутрь, снаружи остался мой отец и его сводный брат, они жарили на мангале шашлык. Вид дома со всех ракурсов напоминал исторический, забытый памятник. Тут сыпется штукатурка, там торчит кусок дерева, здесь требуется обновить краску. Хоть многое кричало о ремонте, меня всё устраивало. Комнат хватало всем, правда многие предпочли тесную компанию, чтобы нескучно было. Мы спали с Камиллой на перине, нас уложили почти сразу. Но родители гуляли до самого утра, их даже не беспокоил тот факт, что мы могли всё слышать. В нашей комнате отдыхало ещё пятеро незнакомых детей. Соня была из их числа. Пару раз она просила сестру сопроводить её в уборную, потому что за углом пряталась бабайка. Я выглядела не очень дружелюбно, наверное, поэтому со мной почти никто не разговаривал и, соответственно, не просил помощи.
Безудержные пьянки родственников длились, кажется, целую вечность. Моё время скрашивала библиотечная книга Льва Николаевича: «Кавказский пленник», пока вдали детишки пытались оседлать молодого жеребца в компании Камиллы. Говоря откровенно, в скором времени мне и здесь стало скучно. Изменилась только окружающая обстановка с блеклых серых стен на прекрасные пейзажи зеленеющих степей. Никто не мог поддержать беседу на интересующую меня тему. Дети не читали приключений Робинзона, не смотрели противостояние супергероев и не пели Сплита. Частые громкие разговоры за горячительными напитками развязывали конфликты, от которых, откровенно говоря, у меня начиналась мигрень. Волей-неволей приходилось выбираться наружу, чтобы оградить себя стеной от мерзких раздражителей. И пока меня не застал врасплох холодный, нежданный ливень, я успела разглядеть то, чем богата принимающая семья. В их арсенале находилось сараев шесть, не меньше, с разным скотом: курами, свиньями, козами и лошадьми. На заднем, особо заросшем дворе, бегали индюки, дети неохотно лезли к ним, потому что тут же прогонялись свирепыми, страшными птицами. Ещё дальше, куда еле-еле дотягивался мой дальновидный взгляд, стелилось поле, кажется, кукурузы. Всё находилось недалеко друг от друга, но так, что, как минимум, трактор проедет.
Меня загнали в дом, откуда сильно тянуло едким дымом сигарет и щами. Другие дети, при одном только касании ледяных капель, заверещали, словно маленькие поросята, и мигом спрятались внутри. Родители несильно жаловали нашей компании, согнали всех в одну комнату, насыпали на старый ковёр, с жёлтыми рисунками, игрушек и вывалились прочь, как от яркого, обжигающего пламени. Мне тоже не нравилась идея проведения времени с чужими, грязными, вечно плачущими детьми, однако, выбора особо не было. Состроив самое равнодушное лицо из своего арсенала, уселась на прикрытую тонкой тканью с кружевами печку, открыла книжку и уставилась так, будто действительно читала. Света в комнате сильно не хватало, чтобы разглядеть хотя бы чёрно-белую картинку, поэтому, повернувшись к общей массе людей спиной, прикрыла глаза и попыталась заснуть. Вечные крики молодого поколения заставили мой глаз дёргаться, как при сильнейшем нервном срыве, и, не придумав ничего лучше, я отправилась обедать. Перед тем, как появиться на глазах у большинства незнакомых людей, мой нос завело дальше, в глубь дома, куда предыдущие два дня меня не тянуло. Сразу после попадания в прихожую, можно выйти в длинный коридор с тремя дверьми, та, что посередине ведёт на кухню, куда мне совсем не нужно, правая, с печкой, тоже отпадает, остаётся третья, неизвестная, таинственная. Ожидая увидеть подобие кладовки полностью покрытой белой паутиной, я удивилась. Там находилось ещё, по меньшей мере, три комнаты. В двух из них кто-то отдыхал, а вот третья завешана тюлем, сложенным три, а то и четыре раза. Белую ткань мотало в разные стороны от сквозняка. Стоя уверенно на двух ногах, внимательно рассматривая небольшие движения тюли, я не могла сдвинуться с места. Неизвестный страх потревожить кого-то намертво заблокировал всё тело. «А если там кто-то спит и забыл закрыть окно? Его же продует,» – с этими мыслями я шла к умным, всезнающим взрослым, которые должны были мне ответить на вопросы.