Звонок уже очень давно не работал, да и он и не понадобился. Ева тихонечко вошла, открыв дверь своим ключом. В квартире царила тишина. Даже слышен был тихий ход секундной стрелки в старых китайских часиках, стоящих на кухне.
Ева вздохнула. Значит дома никого нет. Ну, и слава богу. Может, все ещё обойдется...
— Явилась, — послышался позади неё стальной женский голос, который она узнает и во сне, и в бреду. — Не прошло и недели, как ты почтила нас своим присутствием.
— Мам, я… — попыталась все объяснить Ева, но не тут-то было.
— Молчать! Я все знаю, — не смотря на то, что говорила она необыкновенно тихо, девушка просто вся сжалась, от ощущения ужаса, который холодом расползался внутри. Лучше бы она орала как всегда. — Мне все равно, где ты была! Тебя не было дома. Ты не потрудилась позвонить и сказать где ты и что с тобой. Из этого я делаю вывод, что ты считаешь себя достаточно взрослой, что бы не считаться с мнением родителей.
— Мам… — лицо Евы пылало, а голос дрожал от еле сдерживаемых слез, из-за того, сколько желчи и спокойствия одновременно было в её словах.
— Я тебе не мать! — гаркнула женщина в сердцах, но тут же снова взяла себя в руки. — Господь свидетель я пыталась воспитать тебя нормальным человеком… Но я не люблю тебя! И никогда не любила! Лучше бы я сделала аборт или отдала тебя кому-нибудь! Но тогда было другое время. Я бы опозорилась так, что и до конца жизни не отмыться.
Женщина замолчала, отвернувшись от своей дочери. Ева глотала слезы, стараясь не разреветься в голос. В душе тлела надежда что это конец, что сейчас мать успокоится и наконец, отпустит. Но это было не все:
— Ева, я долго тебя терпела, хотя твой вид… Знаешь, когда ты была маленькой, то я иногда стояла с подушкой у твоей кровати… Я бы хотела, что бы тебя никогда не существовало. Но это невозможно. Я больше не могу и не хочу тебя видеть. Собирай свои вещи, и уходи туда, где ты была эти два дня. Тебя больше не будут терпеть в этом доме!
Ева на мгновенье забыла, что нужно дышать. Неужели она не ослышалась? Мама действительно сказала эти слова?
— Мама… — Ева потянулась к ней рукой, но женщина отпрянула от неё, словно кипятком ошпаренная.
— Не трогай меня! Ты! Ублюдок! Уходи! Убирайся! Проваливай! Не называй меня своей матерью! Никогда!
Больше говорить она не могла. Женщина, которую Ева столько лет подряд называла мамой схватила бедняжку за шиворот и, с невероятной для её возраста и комплекции силой, вытолкала за дверь, тут же закрыв её на несколько оборотов.
— Мама? Мама! Мама! Мамочка!
Ева рыдала и молотила руками в дверь, пока не поняла бесполезность того, что она делает. Эта дверь для неё закрылась навсегда. Девушка обессилено оперлась спиной об дверь и тихо сползла по ней на пол. Какое-то время она ещё плакала. Потом начала думать о том, что же теперь делать дальше? Куда теперь идти?
Это вопрос стал особенно остро, когда она вышла на улицу. Не май месяц все-таки. А у неё не гроша. Даже сюда она приехала за счет Ани.
Ева пошла вдоль улицы. Мысли разбегались. Все случилось слишком неожиданно.
У неё не было родственников, способных приютить её, не было и друзей, никого, кроме Ани. Оставалось идти к ней. Пешком, почти на другой конец города. В пальто. По этому холоду.
Дорога была длинной. И дала ей время подумать над тем положением в котором она оказалась. Прежде всего, нужно было решить вопрос с жильем. Жить ей негде. Совершеннолетие наступит через несколько месяцев, и ей нужно только продержаться это время, чтобы не загреметь в интернат. Работа пока есть, да и какие-то сбережения то же есть. Как-нибудь выкрутится. Аня ведь вообще детдомовская, и ничего, выжила.
Ева старалась не думать о том, как с ней поступила мать… в этот момент она даже резко остановилась посреди дороги. Нет! Она больше не будет называть её матерью. София Вячеславовна. Только так, другого обращения женщина поступившая так с нею не заслуживает.
Ева отчаянно пыталась заставить себя ненавидеть её. Но не могла. Она не могла злиться. Ей было слишком больно...
К тому моменту, как Ева наконец добралась до дома Ани был уже глубокий вечер, почти ночь. К вечеру холод стал ещё сильнее. Осенние сапожки и пальтишко её уже не спасали. Приходилось пару раз останавливаться, что бы чуток передохнуть и согреться в подъездах. Слава богу, что её никто не выгнал.
Но даже это не помогло. Ева чувствовала, что её начинает лихорадить.
Слава богу, дверь подъезда, в котором живет Аня была не заперта. Уже войдя внутрь Ева поняла, что не может вспомнить, на каком этаже живет её подруга. Она вообще плохо соображала. Все словно плыло, руки ноги были как ватные. Где-то на заднем плане мелькнула мысль, что видимо у неё жар.