— Чего застыл, салабонище, — услышал я малоприятный голос. Потом открыл глаза, и внутри у меня все похолодело. Даже про тошноту забыл.
Передо мной, облаченный в черный гладкий комбинезон — форму космических десантников, стоял самый настоящий кулиндроид. Да, да. Зеленый, ушастый, противный. Сначала мне даже показалось, что это Шаштан. Они, признаться, для нас землян все на одно лицо. Мысленно я выругался. Но потом увидел у него на груди офицерский значок, и выдохнул. Салагам такие не полагались. Этот гуманоид точно не был моим старым знакомцем.
— Чего сидишь, говорю, белоснежка, хренова… — прорычал он.
«Еще и расист» — подумал я, но тут же выскочил из капсулы и вытянулся в струну. Офицер, пусть и кулиндроид, все равно офицер.
— Рядовой Матвеев прибыл для дальнейшего прохождения службы! — отрапортовал я, осматриваясь.
Мы явно находились на борту космического корабля. И, скорее всего, в грузовом отсеке. Помимо моей капсулы здесь покоились боевые экзо-доспехи. Я насчитал пять штук.
— Прилетело счастье, — горько заметил офицер. — Я лейтенант Крыштанс. На следующие два года ты — моя собственность. Будешь делать все, что говорю, а иначе отправишься в невесомость. Вник?
— Так точно, товарищ лейтенант! — гаркнул я, не решившись произносить полное согласных и шипящих имя.
— А теперь шагом марш за мной, салага. И капсулу за собой закрой, тут слуг нет.
Я обернулся, чтобы закрыть дверцу экзо-доспеха и обнаружил внутри свой рюкзак. Спасибо, лейтенанту с непроизносимым именем. Так можно было бы и без вещей остаться. Все остальное, конечно, было не жалко. Одеждой и всем прочим, что полагалось по уставу, здесь должны были обеспечить. Но медведя… Его терять было нельзя ни в коем случае.
Лейтенант повел меня по узкому невысокому коридору, подсвеченному лампами. Я решил, что это служебный проход в грузовой отсек. В моих представлениях, крейсер, на который меня определили, должен был быть сопоставим с небольшим, тысяч на шестьсот, земным городом. Но я ошибся. Как я ошибся. Створка сенсорной двери разъехалась в стороны. Впереди оказался еще один коридор, чуть просторнее предыдущего. Справа и слева были двери.
— Здесь живет экипаж, — сообщил лейтенант. — Там, — в конце коридора была еще одна дверь, чуть больше остальных. — Капитанская рубка. Экскурсия по кораблю окончена.
— Это весь корабль? — неосмотрительно поинтересовался я, еще раз пересчитав каюты.
— А тебя что-то не устраивает, салабон, — рявкнул офицер.
Я замешкался, сооружая верный ответ. Вообще-то, по уставу следовало ответить «Никак нет!», но тогда лейтенант мог бы подумать, что я действительно не доволен. Такая игра речи. Я решил не рисковать.
— Устраивает! — отозвался я.
Командир оказался не робкого десятка. Он мгновенно раскусил мою хитрость. Сделал шаг вперед, впился полным ненависти взглядом. Я рефлекторно вытянулся в струну.
— Как нужно отвечать по уставу, рядовой?
— Так точно… То есть, никак нет, — запутался я, и так разволновался, что брякнул невпопад: — Разрешите вопрос? Выходит, в экипаже нас семь?
— Нас шесть, — рявкнул кулиндроид. — И еще один недочлен экипажа. Салабонище, задающее слишком много вопросов. Еще раз откроешь свою пасть без разрешения, отправишься за борт. И чему вас только учат в учебных центрах?
На этот раз у меня хватило ума не отвечать на явно риторический вопрос.
— Ладно, — сжалился лейтенант. — Твоя каюта, — он указал на дверь. — Приводи себя в порядок, ешь, а через сорок минут на построение. Расскажу тебе про твои два года кромешного ада. Ясно?
— Так точно! — во весь голос завопил я.
Звук, многократно усиленный ограниченным пространством, резанул уши. Шероховатая зеленая ладонь о четырех пальцев больно хлестнула по затылку.
— Не орать! — скомандовал лейтенант. — Это тебе не плац. Ух, салабонище.
Помещение каюты полностью соответствовало установленным уставом нормативам. Четыре квадратных метра. Два на два. Вдоль стены койка. На противоположной — панель управления. Я подошел. Приложил ладонь к алой клавише. Из стены выделилась ниша, в которой узнавался модификатор материи — металлического цвета параллелепипед.
— Жареная курица, — произнес я в отверстие, где должен был располагаться микрофон. Расчет был на авось. На то, что в космосе устав не действует. Но…
— Сегодня на обед перловая каша с рыбой, — проинформировал синтезированный голос. — На десерт — чай с одной ложкой сахара и овсяное печенье.
— Давай, — вздохнул я, и модификатор забурлил.
До обеда оставалось минуты две. Уставом в это самое время предлагалось справить естественные надобности. По идее, за необходимую в таких случаях сантехнику должна была отвечать желтая панель. Я прислонил ладонь.
— Унитаз! — сообщил стене.
Та ожила и выкатила… Писсуар.
— Блин, — ругнулся я. Затем повторил: — Унитаз.
Писсуар дрогнул, убрался в стену, но почти сразу снова выкатился.
— Что за… — не выдержал я, и уже хотел позвать кого-нибудь на помощь, но благоразумно решил, что начинать знакомство с новым коллективом вопросом: «Как вытащить из стены унитаз?», неправильно.
Чего доброго, можно схлопотать до конца службы обидное прозвище. Выбора не было. Я снял штаны и пристроился к устройству совершенно для этого не предназначенному так, как мог. Когда закончил как раз просигналил модификатор. Мой обед был готов.
Оставшееся до построения время, я приводил себя в порядок. Надел форму. Такой же, как у лейтенанта черный комбинезон, разве что без нашивок. Вверху, у самой шеи находилась одна единственная, не пойми зачем приклеенная туда пуговица, которую, по уставу, следовало непременно застегивать. Я застегнул. Красные круги поплыли перед глазами. Воротничок оказался туговат. Пришлось временно нарушить устав, чтобы не задохнуться. Отдышался, снова застегнул. Собрался с мыслями и отправился на первое свое космическое построение.
Когда вышел из каюты, в коридоре было пусто. Подумалось даже, что лейтенант пошутил, и никакого построения не будет, но скоро, почти синхронно, двери распахнулись. Десантники в черных комбинезонах вышли из своих кают.
— О! — удивился один, заметив меня. — Это что за чудо в перьях?
Боец был чуть не на две головы выше меня с ярко-синей кожей и гигантских размеров ладонями. К нему подошел второй. Гладковыбритый и белый, как сахарная пудра. Чуть ниже первого, но тоже исполинских габаритов. Я выглядел среди них, как случайно затесавшийся на корабль подросток. Хотя, может, так оно и было. Третий явно был с Земли. Немолодой, но брутальный мужик со шрамом под правым глазом. Он прищурился, потом сплюнул:
— Салага! — землячество явно было здесь не в ходу.
Четвертый боец отнесся к появлению на борту нового члена экипажа равнодушно. Он вообще выглядел очень апатичным. Высокий, до боли стройный. Руки и ноги тонкие, как паучьи лапки. Лицо вытянутое. Глаза аномально большие. Хотя что значит аномально здесь, на борту космического корабля? Для его расы он, скорее всего, был самым что ни на есть обыкновенным. Наконец появился лейтенант. Он вышел из своей каюты хмурым, если кулиндроиды вообще когда-нибудь пребывали в ином расположении духа.
— Строиться! — гаркнул он.
Бойцы нехотя выстроились вдоль стены. Я последовал их примеру. Встал в конце. Вроде как, по росту. Вытянулся в струну.
— Не кряхти, Салага! — ухмыльнулся синемордый. — Сломаешься.
Остальные, кроме тонкого, тупо заржали.
— Отставить, — скомандовал лейтенант. Подошел ко мне. Встал напротив. — Экипаж, хочу вам представить нашего нового юнгу. Это Матвей… Имя у него идиотское, язык можно сломать, поэтому, в соответствии со старой десантной традицией, сейчас придумаем ему позывной. Яркий и звучный.