– А называется как? Каракатица?
– Не кощунствуй, она называется Аделаида. Как известный мыс и соответствующая звезда.
– И внезапно в трубке завыло: «Аделаида, Аделаида»…
– Да, да. Именно так. Очень хороший стих.
– Он что, ваш?
– Бродский-то? Нет, ваш. Просто ему однажды по ошибке позвонили. Ошиблись номером. «Аделаида, Аделаида»… С тех пор он все думал, что Бог с ним разговаривает, а Бог понял, что его плохо слышно, и стал звонить по другим телефонам.
– А дитя? Дитя какого пола?
– Дитя еще не имеет пола, оно ребенок. Его зовут… сложный звук, такой лепечущий. Его очень трудно повторить в земных условиях, у нас тяготение меньше. Я тут знаешь, в первые дни как мучился? По-вашему это будет примерно… – Он приподнялся в кровати, вытянул шею и напрягся. – Ты-лын-гун, вот так примерно. Даже Ты-гын-гун. Но это и у нас не очень легко произносится. Ему редко молятся поэтому. Да он, собственно, и не делает ничего. Это третья ипостась, она, как ребенок, все понимает, но ничего не может объяснить. Только плачет.
– Почему плачет?
– Ну, людей жалко… вообще всех жалко… Почему ребенок все время плачет?
– Есть хочет.
– Неправда, он иногда поест и все равно плачет. Ты же знаешь.
– Подуша в первый год вообще не плакала. Все умилялись, какой спокойный ребенок.
– Нет, просто очень деликатный. Наверняка она все понимала, но считала неприличным привлекать к себе внимание.
– Игорь, ты лынгун.
– В смысле?
– В смысле врешь все. Ты это сейчас импровизируешь или давно сочинил?
– Дура ты, Катя, и всегда будешь дура. Я тебя, как слетаем туда в отпуск, в храм свожу.
– А что, на всех троих один храм? На Кракатука, Аделаиду и Тыгынгуна?
– Да, они же в одном доме живут. В храме очень красиво, есть кухня, ванная, все как у людей… Большая комната… В центре колыбелька висит, в колыбельку можно записочку положить.
– И что, исполняется?
– Когда как. Он же читать не умеет. Лучше Аделаиду просить.
– Исполняется?
– Чаще нет… но просто становится ясно, что и не надо было.
– Интересно, ты обо мне просил?
– Зачем? Я же знал, что ты будешь. У меня все с детства так складывалось, чтобы тебя встретить. Много было всяких знаков, предвестий…
– Типа?
– Ну, мелкие какие-то предвестия. Боги же тонко работают, не грубо… Например, идешь по улице, размышляешь о будущем – и вдруг вопль: «Ка-а-атька!»
– Почему?
– А это у нас так называется блюдо такое, вроде фруктового коктейля. «Ка-а-атька!» Ну, подойдешь, купишь, а потом подумаешь: не случайно все это, не случайно…
– Но ведь это и все остальные слышат! Если у вас так называется коктейль!
– Все слышат, да. Но о будущем в этот момент размышляю я один.
«Бля-а-ади! – заорали внизу. – Ка-азлы!»
Катька расхохоталась.
– Ты представляешь, – выговорила она сквозь смех, – ты представляешь, если кто-то в этот момент размышлял о будущем?
– А что, – сказал он, почесывая нос, как обычно делал в задумчивости. – Очень похоже на правду.
…Теперь она не убегала от него вот так, сразу: надо было как следует попрощаться, чтобы не рвать по живому. Они никогда не пили перед близостью, но после нее, перед расставанием, почти всегда. Рядом с его домом была забегаловка без названия, вечно пустое кафе с поразительной дешевизной: меню всегда было одинаковое – рассольник, котлеты, омлет с горошком, две водки на выбор – «Флагман» и «Гжелка», еще какая-то бормотуха и непременный «напиток», розовый, блеклый и на цвет, и на вкус. Они стояли там по полчаса, – денег на китайские рестораны уже не хватало, да и ни к чему было их тратить на китайские рестораны.
– Знаешь, почему тут такой тусклый свет? – спросил он однажды.
– Маскировка?
– Нет. Просто все эти люди – кассирша, бомж с бомжихой вон в углу, повариха тоже – выловлены из Свибловских прудов, что на улице Нансена.
– В смысле покойники?
– Ну конечно. Ты заметила, что здесь цены как пять лет назад? Теперь таких нет.
– Что, рассольник тоже… из покойников?
– Да нет, почему. Они нормально, честно работают. Просто человек, которого не устраивает текущая реальность, идет и топится в Свибловском пруду. Это место магическое, вроде Китеж-озера. После этого можно вернуться сюда, но уже в своем настоящем качестве.
– А иначе никак?
– Ну а как иначе? У вас нельзя просто своим делом заниматься… Если хочешь быть самим собой и получать за это деньги – пожалуйста, Свибловский пруд.
– Ты хочешь сказать… что я тоже не своим делом занята?
– А ты хочешь сказать, что рисовать для таргет-групп и есть твое предназначение? Иллюстрировать статьи про MBA?