II
В месяце мае, вниз по Красивой реке, по Огайо,
Мимо устья Уобаша, мимо лесов ирокезских
И, наконец, по раздолью струй золотых Миссисипи
Руки акадских гребцов направляли громоздкую лодку.
Это изгнанники плыли, один из обломков народа,
Бурей рассеянного, который опять собирался,
Связанный узами общей веры и общих несчастий;
Люди, которых молва и надежда толкнули на поиск
Родственников и друзей среди поселенцев, осевших
На берегах Миссисипи и в прериях Луизианы.
С ними отправились Эванджелина и старый священник.
День за днем мимо темных костров, мимо отмелей желтых
Вниз по быстрой реке скользили они; ночь за ночью
Возле мерцавших костров на берегу ночевали.
То их потоком несло по шумной и бурной стремнине
Меж островками зелеными с плещущими тополями,
То выносило в широкие заводи, где серебрились
Длинные косы песчаные и посреди мелководья
В белом, как снег, оперенье прогуливались пеликаны.
Сделался плоским ландшафт, и вдоль берегов потянулись
Хижины негров, поля и под сенью китайских деревьев,
В гуще роскошных садов плантаторские усадьбы.
Здесь начинались края, где царствует вечное лето,
То Золотое Прибрежье, где, сделав изгиб величавый,
Катит река к востоку сквозь апельсинные рощи.
Вскоре свернули они с плеса речного в протоку
И очутились, немного проплыв, посреди лабиринта
Стариц и речек извилистых, сетью покрывших равнину.
Над головами их высились сумрачные кипарисы,
Арками кроны смыкая, и длинные мхи над водою
Свешивались, как хоругви со стен полутемных соборов.
Мертвым казалось безмолвье; лишь цапли порой пролетали.
В гнезда свои средь кедровых ветвей торопясь на закате.
Или филин приветствовал ночь демоническим смехом.
Всюду сиял и блестел лунный свет: на воде, на колоннах
Кедров густых и прямых кипарисов, смыкающих своды,
Через которые луч проникал, как сквозь щели в руинах.
Все вокруг представлялось призрачным, зыбким и странным,
И отовсюду печалью веяло — словно предвестьем
Неуловимого зла или неотвратимого горя.
Как от далекого стука конских копыт среди прерий
Разом сжимаются тонкие листья пугливой мимозы,
Так, заслыша Судьбы тяжелую, мерную поступь,
Сердце невольно сжимается в предощущенье удара.
Но у сердца Эванджелины был верный защитник,
Призрак, который блуждал перед нею в сиянии лунном.
Это была мечта, воплощенная в образе зримом.
В сумраке ночи витал Габриэль у нее пред глазами,
С каждым ударом весла становился он ближе и ближе.