Долго еще продолжалась дискуссия, но закончилась она тем, что барон, желая оправдать положение богача, стал отрицать существование ада, а в заключение беседы горделиво заявил:
— Вера верующих основана на адском страхе, а я ничего в жизни не боюсь, для меня, барона, страх не существует!
Но спустя два-три часа он должен был убедиться в своей "смелости". Когда все ромалэ разошлись на ночлег, барон с Голубенко перешли во флигель, где они часто "пережевывали" проблемы дня и продолжали невыясненные до конца темы вечерних бесед. Время ушло за полуночь. Свет от торшера создавал уютную атмосферу для общения. Ночная прохлада через приоткрытую дверь приятно распространяла свое дыхание, взбодряя собеседников. Кругом стояла мертвая тишина, нарушавшаяся только ночной "морзянкой" сверчков.
Во время очередной паузы в разговоре, вдруг неожиданно заскрипела дверь. Взоры собеседников мгновенно направились в ее проем, ожидая незваного гостя. На фоне кромешной тьмы медленно, из-за открытой двери, показалась сначала рука в рваной перчатке, опирающаяся на какой-то посох из корневища, потом, крайне медленно, как при замедленной съемке, показалась голова... бабы-яги с распатланными белыми волосами, крючковатым носом, провалившимся ртом с выступающими из него клыками. Согбенная, стучащая палкой старуха медленно закрывала собой проем двери...
Никогда еще в жизни Голубенко не видел такого страшного испуга, какой застыл во всем облике барона. Глаза выкатились со своей орбиты, рот открытый, как на приеме у стоматолога, пытался втянуть весь воздух комнаты. Вся его грузная фигура оторвалась от кресла и зависла в воздухе.
В несколько секунд "баба-яга" преобразилась –Ипан, сбросив маску и отшвырнув палку, в платье кинулся к своему отцу со словами:
— Дадо, это же я, Ипан! – Теперь уже сын напугался за отца, не ожидая такого ужасного эффекта от своей шутки. Марц, левой рукой держась за сердце, правой бросал тарелки со стола вдогонку, убегающего от него Ипана.
— У-б-бь-ю-ю-ю! – раздался крик, разрывающий тишину ночи. – Домой не приходи!
Но Ипан, стоя уже за забором, оправдывался:
— Ты же доказывал, что ничего не боишься, а сам... трус, трус несчастный!
Устыженный рискованной проделкой сына, барон понимал, что опозорился, доказывая раннее, что страх ему неведом. Желая как-то оправдаться, Марц сказал:
— Вот родил себе пустоголового, такой только в могилу может отправить своего отца. Какой бурьян! – Даже не пожелав Андрею "Спокойной ночи", барон неожиданно ушел в свои апартаменты.
На другой день Рома сидел угрюмым; лежащий рядом с ним кнут говорил о том, что прощение Ипану еще не наступило.
Сын-"бурьян", оставшись из-за возмездия шалости всю ночь без сна, утром несколько раз опасливо заглянув через забор, убедился, что домой действительно нельзя появляться, по крайней мере – до отъезда отца, а потому через некоторое время исчез к друзьям в поиске пищи и ночлега. Но уже спустя два дня, Ипан по просьбе Андрея, молившегося за них, был "амнистирован" отцом.
Глава 6
Андрей Голубенко, приободренный первыми успехами благовестия, очень горячо благодарил Бога за работу Духа Святого посредством Слова Божьего в сердце барона. Он даже сам удивился, как быстро и сильно полюбил он Марца, как спасаемую душу, не взирая на "мешок" грехов, с которым тот еще не хотел расставаться.
И вот теперь, стоя на коленях, проповедник обратился к Спасителю со слезами: "Боже, молю Тебя излей в мое сердце еще больше любви, чтобы мое благовестие на этом месте было полным и совершенным, чтобы прославилось Твое святое имя, и если для этого нужно будет мне перенести страдания здесь и кровь свою пролить – я готов".
Андрей встал с молитвы, но анализируя ее умом удивился, что сказал такие слова о крови. "Причем здесь кровь? Зачем я так? Как-то наивно это у меня получилось. Какой-то детский лепет, да и только", – думал он. Но на этот час он еще не знал, что это была молитва в Духе, которая не всегда подвластна уму, потому что "мы не знаем о чем молиться, как должно, но Сам Дух ходатайствует за нас воздыханиями неизреченными... по воле Божией" (Рим. 8,26-27).
(Бог приготовил особый план благовестия для этой семьи, который Голубенко должен будет понять значительно позже...).
Как-то, в один из своих обычных рабочих дней, Андрей был приглашен бароном во флигель, где цыгане наиболее часто чаевничали небольшим числом душ, т.к. это строение было сравнительно небольшим, но зато уютным.