Через некоторое время во двор караваном вошли друзья Ипана и дети Короля, брата Марца. (Имена и клички цыгане дают самые необыкновенные: Граф, Милорд, Князь – лишь бы они были красивы или звучали особым величием. Если человек был нелюбим, ему на всю жизнь давалось какое-нибудь смешное прозвище. Барон, например, носил прозвище "Карлик" за его малый рост).
Визит их был связан с приездом Кольки, двоюродного брата Наиды, который выделялся среди гурьбы особой манерой держаться, изысканностью в одежде (что редко среди цыган), необыкновенной красотой и даже какой-то аристократической изюминкой. На вид ему было лет 13-14.
Но несмотря на сравнительно малый возраст, Колька побывал уже во многих странах мира с разъездным цыганским ансамблем "Ромалэ", став любимцем в самых различных кругах общества из-за особого таланта танцовщика.
Андрей Голубенко, оставив свое занятие Наиде, добровольно постигающей секреты мастерства художников-оформителей, почти не отходящей от них, вышел во двор, услышав доносившиеся оттуда возгласы радости Ипана и Мирки.
— Дядя Андрей! Это Колька, наш родственник. Он знаменитость – на плакатах есть. Лучшего танцовщика, чем он не найти на всем белом свете, тэ мэрав тсэ! – копировал отца Ипан.
Колька, как бы подтверждая слова Ипана, пустился в адский перепляс. В несколько секунд его руки побывали и за спиной, и на полу, и под каждой из ног, многократно на груди... ноги не находили себе покоя и на долю мгновения и, вдруг, подпрыгнув и сделав сальто, он резко сменил манеру исполнения, перейдя на танец с частым дробным пристукиванием.
Эдик и Юра, спрыгнув с подмостей, также вышли из комнаты, где работали, посмотреть искусство необыкновенного юноши.
Но Наида, идя вслед их, сказала:
— Зря стараешься, дядя Андрей не любит танцы и сказал, что это большой грех. Знаешь почему голову Крестителю отсекли? А вот и не знаешь... а все из-за танцев, а ты все хвастаешься...
— Какому еще Крестителю, когда? – поинтересовался Колька.
— Какому, какому... Тому, что в Евангелии рассказывается. Умные книжки надо читать, а ты только и знаешь, что дрыбцюеш[22].
— А-а-а, ты уж монашкой стала, в баптисты подалась, – ухмыльнувшись, сказал танцор.
— А о танцах не только баптисты такого мнения. Цыганская, наша пословица и та говорит: ... Как там?... "Кон кхэлэла упэрэла", а по-русски: "Кто пляшет – упадет".
— Что-то я сколько ни пляшу, а еще ни разу не падал...
— А падают по-разному... Дядя Андрей говорит: сначала гордость, а потом... падение. А у тебя гордость на лбу написана, значит, и падение близко.
— Тоже мне богеми[23]нашлась! Ты просто мне завидуешь...
— А я и не говорю, что я богеми. Это слова Бога, а выше Бога никого нет. Он что говорит, то так и бывает.
— Откуда ты все знаешь? – спросил Колька.
— В Библии написано.
— А ты ее читала? – не унимался танцор.
— Ну, не читала – так слушала. Знаешь как дядя Андрей интересно рассказывает. Я уже почти всю Библию знаю. Он и сегодня вечером будет рассказывать. Мы сразу и картинки по детской Библии рассматриваем.
При слове "картинки" Колька вдруг вспомнил о своем сюрпризе, привезенном из-за границы.
— Пойдемте, я вам "Полароид" покажу!
— Что еще за поле Рой? – поинтересовался кто-то из детей Короля.
— Ну и де-е-р-е-вня! – протяженно воскликнул городской. – Это фотоаппарат такой, а не поле... Чудо техники! Кнопочку нажал и моментально фотку под нос, посмотри-ка, мол, сильно похож на обезьяну?
В минуту детвору как ветром сдуло. Слышен был только топот ног ребят, бегущих наперегонки.
Голубенко, закончив трудовой день, уединился для молитвы. Он просил Всемогущего устроить все обстоятельства жизни так, чтобы они распахали твердую почву сердец этого народа, утопающего во грехах, чтобы можно было семя Божье бросить глубоко и не только во свидетельство, но и для спасения. Андрей просил Бога и за детей, чтобы найти путь к их сердцам; благодарил Спасителя за ту работу, которую Он уже произвел в Наиде.