— Андрюша! Подойди сюда ко мне, прошу тебя.
Голубенко сделал несколько шагов к нему.
— Прости меня, что я тебя не понимал и часто грубил, оскорблял. Но особенно за то прошу прощения, что я сам так понимал и других настраивал говоря, что вы, баптисты, детей в жертву приносите... А оказалось, что да, приносите, но приносите не детей, а себя в жертву, да еще и за чужих детей. Перед всеми прошу прощения.
— Прощаю, и пусть Бог тебя простит за это – сказал проповедник.
— А теперь я готов выполнить любое твое желание или просьбу за то, что ты не только Наиду спас, но и меня с женой поднял из мертвых; хочешь автомобиль тебе куплю или дом, или... одним словом – ты сам скажи, что хочешь... , что захочешь, то и сделаю!
Но еще ночью Бог открыл Голубенко, о чем ему должно просить.
— Марц, ты действительно выполнишь любое мое желание?
— Тэ мэрэв тсэ! Ты видишь, что я клянусь перед Богомиромалэ...
— Клятв не надо, потому что Христос их запретил, сказав. "Не клянись вовсе", хотя древним, действительно, было сказано, "не преступай клятвы, но исполняй пред Господом клятвы твои". Но я тебе поверю и без клятвы, как барону, твердое слово которого ценят ромалэ. Итак, ты готов исполнить мое желание?
— Да, говори же ... – на лице главного Ромы застыла ухмылка, как бы говорящая "Есть ли для меня что-нибудь невозможное?"
— Марц! Как христианин я ничего не должен просить у тебя за свою любовь к Наиде, выразившуюся в том, что Бог сделал через меня. Но не желая тебя обидеть, видя, что ты действительно преисполнен благодарности, прошу одного – чтобы ты никак не мстил Кольке за ту шалость, которая чуть было ни привела к смерти, но коль Бог нас всех помиловал в этом, помилуй и ты его, ради Бога, прошу тебя...
— О, нет! – перебил его барон, – Такую просьбу я не могу выполнить. Проси чего хочешь, только не этого! Это единственное, чего я выполнить не могу, даже Библия наша говорит: "Кровь за кровь, зуб за зуб, око за око!" Эти слова были настолько твердо сказаны, что Голубенко даже удивился, насторожился, но воспрянув духом, сказал:
— Закон "кровь за кровь" сказан был тоже древним из-за жестокости их, не знавшей еще жертвы Христа. Но Спаситель, совершивший чудный подвиг Голгофы, не мстил за Себя распявшим Его, напротив, молил Отца Небесного: "Прости им, ибо не знают, что делают". Сегодня Христос эти слова, сказанные на кресте, говорит уже тебе, Марц – "Прости им... "
— Ты одного не понимаешь, Андрей, что я цыган, к тому же барон, и не могу нарушить наши законы и традиции, строгости выполнения которых требую сам от других. Какой же я после этого буду барон, если сам нарушу свою клятву. Я клялся, что Колька будет купаться в своей же крови!
— Ты клялся и в том, что выполнишь все, чего я попрошу... Забудь о клятвах своих! Лучше вспомни, как ты молился со мной Богу и говорил Ему свое слово "прости". Бог ответил – Он сделал чудо, чему вы все свидетели и я прошу тебя о чуде, которое должен соделать ты, забыв обо всем, что противодействует его свершению!
Барон прослезившимися газами смотрел уже не на Голубенко, а на собравшихся, прося их милости не столько уже к Кольке, сколько к себе, связавшему себя двумя клятвами, противоречащими одна другой.
Некоторое время цыгане спорили. Их трудно было понять. Одни выкрики гасили другие, но оказалось, что спор их шел хотя и разными путями, но только к одной цели – пусть этот случай будет как исключение из правил, только бы Наида не была против.
Но Румида заявила при ее нескольких свидетелях, что пострадавшая никакого зла не испытывает к Кольке, подтвердив, что тот сделал это не во гневе, не с каким-то злым умыслом, а будучи увлеченным опасной шуткой.
— А вот еще одно доказательство ее прощения – с этими словами она показала всем открытку, одну из подаренных Наиде во время посещений Голубенко, которую теперь Румида должна была передать скрывающемуся Кольке от Наиды.
На ней был прообразно изображен Спаситель, стучащий в дверь, а на другой ее стороне написанные медсестрой, под диктовку Наиды, слова:
"Коля! Когда я уже прощалась с землей, то думала, что на кладбище появится еще один памятник, на котором будет написано: "Еще одним цветком земля беднее стала, еще одной чергэн богаче небеса...