Все это - вопросы, от которых нельзя отмахнуться, нельзя отделаться напускным пренебрежением, отписаться ханжескими софизмами и деланным, лицемерным возмущением. Тут требуется не негодование, а покаяние; смирение не на бумаге, а действительное, в душе; смиренное сознание своей действительно долговременной слабой духовной деятельности и пробуждение, усиление, неудержимый порыв к немедленному оживлению русской церковной жизни.
"И не нужно для этого никаких внешних чрезвычайных мер, - говорит Вл. Соловьев, - ни восстановления патриаршества, ни созвания вселенекого собора. Единовластие (патриаршеское) пап не спасло же римскую церковь от заблуждения, а напротив - привело к нему". Не нужен и вселенский собор для оживления русской церкви: бессилие духовной власти - недуг не вселенской собственно церкви, а нашей, русской. Нам самим надо и думать, как избавиться от него. И думать не единолично, не чиновничьим умом, не в обер-прокурорских канцеляриях, а думать церковно, соборно, собором всей русской церкви".
Владимир Соловьев далее намечает и задачи будущего, столь необходимого современной русской церкви поместного собора, ставит вопросы, которые нужно будет разрешить, указывает даже заранее ответы на них. Он пишет: "Собор русской церкви должен торжественно исповедать, что истина и церковь Христова не нуждаются в принудительном единстве форм и в насильственной охране и что евангельская заповедь любви и милосердия прежде всего обязательна для церковной власти. Посему собор русской церкви, признав эту заповедь за высшее правило деятельности, должен ходатайствовать и перед светским правительством об отмене всех утеснительных законов и мер против раскольников, сектантов и иноверцев.
"Всеми этими запрещениями и утеснениями раскол и секты ведь не уничтожились и I церковь не прославилась. Ужели еще не явно, что этот путь ложный и гибельный. Ужели не пора его оставить? Отчего бы духовному правительству не взяться за религиозное движение в народе с хорошей его стороны? Против тайной ревности старообрядцев ко всему божественному, церковное правительство должно усилить свое просвещенное рвение. Оно должно показать и всем ищущим сектантам, что ему так же, и еще более, дорога правда Божия и христианская жизнь в духе и истине, как и им. Тогда они пришли бы к нему и - от него получили бы то, чего ищут: живую православную вселенскую веру.
"Далее, собор русской церкви, признав, что истинная вера не боится свободного исследования, должен отказаться от духовной цензуры, как принудительного учреждения, оставив за церковью ее неотъемлемое право, или, лучше, обязанность произносить свое порицание и осуждение всем тем мнениям, публично выраженными, которые противоречат православной христианской истине.
"Отказавшись, таким образом, от внешней полицейской власти, церковь приобретает внутренний, нравственный авторитет, истинную власть над душами и умами. Не нуждаясь более в вещественной охране светского правительства, церковь освободится от его опеки и станет в подобающее ей достойное отношение к государству.
"Тогда и лучшие люди образованного общества, отделенные от истины христианской тем образом мертвенности и распадения, который эта истина приняла в нынешней учащей церкви, - тогда и эти люди в просветленном образе христианства узнали бы искомую ими высшую правду и свободным убеждением отдались бы ей".
Заключение правильное, хотя самая постановка вопросов и решение их на будущем поместном всероссийском соборе, конечно, не будут непременно соловьевские. Да и было бы жаль, если бы собор только то и решил, что ему предначертал Вл. Соловьев. Отмена собором всякого рода внешних стеснений и насилий в области религиозной жизни была бы только частью достойного соборного дела, и частью меньшею. Эта отмена указывала бы только, чего не надо делать, а собору будущего предстоит задача более великая: указать и то, что надо делать, чего духовенство, а с ним и миряне, доселе не делали, и как это сделать лучше.
Свобода совести111111111111111111
В своем знаменитом приказе перед полтавским боем Петр Великий писал: "А о Петре ведайте, что ему не дорога жизнь, жила бы Россия во славе и благоденствии". Слова эти были отнюдь не красивыми только словами, обычным для военачальников ораторским украшением. Нет, Петр, писал в них, действительно, одну только чистую правду. Для него всегда и во всем на первом месте было благо России, слава и благоденствие государства Российского.