С дружеским приветом, Джованни Нобиле
P. S.: Впервые за сорок лет я могу бесстрашно подписаться своим настоящим именам. Это все равно что вновь обрести самого себя.
P. P. S.: Я думаю, что моя дочь Сильвана не станет возражать, если ты продолжишь общаться с ней.
XVII
СОН
АЛЬ-ХИЛЛА
3 сентября 2009 года
1
Ночью я лежал в постели и думал о том, что мне нужно было все понять намного раньше. Неужели я такой легковерный, как мне намекнула Моник? Да, может быть. Очевидно, что так.
Моник уехала домой в день приезда. Нужно было уладить все дела с похоронами. Я обещал ей писать.
«Прекрасно», — ответила она в блокноте.
И что-то было во взгляде…
Прекрасно…
Надо называть ее Сильвана. Но для меня она навсегда останется Моник.
Когда я наконец заснул, мне приснилась планета Оуэха. Было что-то удивительно знакомое в моем сне. Я шел по лесу, где вся растительность была красной. Вдали горы и леса. Солнце больше нашего, с красноватым оттенком. У планеты две луны. Одна большая, розоватая, другая поменьше, голубоватая; возможно, малая луна вращается вокруг большой. Мне снилось море с парусниками, которые напоминали финикийские торговые суда, а рядом плавали суперсовременные суда обтекаемых форм из блестящего металла. Волны набегали на прибрежную линию с округленными водой камнями. На берегу здесь и там поднимались незнакомые деревья. Некоторые напоминали пальмы, у других огромные листья покрывали колючки; на третьих росли маленькие цветы. Солнечный закат окрашивал облака в красный цвет. Неотчетливое зарево на рубеже света и тени создавало иллюзию мерцающего золота, отчего казалось, что если сунуть туда руку, то оно на руке так и останется. На горизонте — у подножия горы — виднелся силуэт города. Дома были узкие и высокие, скорее башни, чем дома, но их форма без углов и острых краев придавала городу сходство с термитниками. Некоторые дома украшали ниши, башни и шпили, другие были гладкие и лишены всяческого декора. Отдельные дома соединяли друг с другом мостики. Окна разбросаны по фасаду произвольно, как будто внутри не существовало деления на этажи, а они просто строились в несколько уровней, в чем трудно усмотреть логику. Там и тут летали какие-то уродливые…
— Бьорн!
…птицы между домами.
— Проснись! Бьорн!
К. К. постучал громче и одним махом остановил сновидение. Он был окружен облаком пыли и энтузиазма.
— Войдите, — пробормотал я в полусне и сел на кровати. Нашел очки и наручные часы на стуле. Было 02.36.
К. К. махал пачкой бумаг:
— Невероятно! Идем со мной!
— Сейчас половина третьего…
— Идем!
— …ночи!
— Об этом надо поговорить!
— Об этом?
— Идем! Идем смотреть на звезды.
— Смотреть… на… звезды?
— Одевайся. На улице холодно!
2
В пустыне было очень темно, жутко холодно, а небо усыпано звездами. Я как следует закутался в свою куртку, когда К. К. водил меня вокруг зиккурата. Когда мы остановились, К. К. поставил руки на пояс и посмотрел в небо. Над нами светили звезды.
— Более пяти тысяч звезд видно невооруженным глазом, — сказал К. К. — За ними прячутся миллиарды миллиардов и еще миллиарды миллиардов звезд, которых мы не видим. Но они там есть.
Когда я не ответил, он продолжил:
— Смотреть на звезды — значит смотреть в прошлое. Настолько далеко они от нас. До Луны полторы секунды. До Солнца восемь минут. Но некоторые видимые нами звезды послали нам свой свет, когда на Лютера сыпались проклятия, когда был распят Иисус, когда строились пирамиды. Когда астрономы забираются в самые отдаленные глубины Вселенной, они видят свет звезд того времени, когда Земли вообще не существовало. — Он похлопал себя по плечам. — Невероятно холодно!
Казалось, он отодвигал сюрприз как можно дальше.
— Мне передали предварительный перевод текста Оуэха, который сделала рабочая группа палеографов, лингвистов и филологов.
Он пнул ногой кусок глины, который поднял облако пыли. Потом указал на точку в небе:
— Туманность Андромеды! Один из самых отдаленных объектов, которые можно видеть невооруженным глазом. До нее два с половиной миллиона световых лет. Глаз воспринимает ее как одну звезду. Но в этой галактике более тысячи миллиардов звезд. Подумать только! Точка на небе состоит из тысячи миллиардов звезд. И та точка, Бьорн, та точка, которую мы видим как раз в это мгновение, послала свой свет два с половиной миллиарда лет тому назад. Здесь, на Земле, обезьяна только еще начинала превращаться в человека.
К. К. повернулся ко мне. Я видел перед собой мальчишку, который когда-то давно на поле в Канзасе смотрел на звезды.
— К. К., что мы делаем среди пустыни в половине третьего ночи?
— Помнишь, мы говорили о выражении harga-me-giddo-dom?
— Судный день.
— Нет-нет-нет. Наше чтение было неверным. Мы не поняли. Судный день… Астероиды… Вознесение… Небесные объекты… Все не так. — К. К. рассмеялся. — Только теперь, когда лингвисты просмотрели последние послания Оуэха, нам стало понятно, что он, собственно говоря, имел в виду. И это невероятно, Бьорн, совершенно невероятно.
— И что же он имел в виду?
— Слово harga-me-giddo-domпредставляет собой аккадскую транскрипцию слова родного языка Оуэха. И оно не значит Судный день, конец или что-то в этом роде, как мы думали. На языке Оуэха часть слова harga-meозначает что-то вроде «возвращения» или «вернуться куда-то опять». A giddo-dom— имя собственное. Это название Оуэх и прибывшие с ним пришельцы дали Земле.
— В таком случае harga-me-giddo-domозначает… «возвращение на Землю».
К. К. не мог удержать улыбку:
— Ну, ведь правда невероятно?
Холодная темнота, идут секунды, потом до меня дошло.
— Они вернутся? Люди Оуэха?
— Да! Ведь правда невероятно?
— Сюда? На Землю?
— Да! Все эти зашифрованные формулировки — все, что мы истолковывали и пытались понять, — не означают ничего другого, кроме того, что они предупредили о своем возвращении.