— Что мне звоните именно вы.
— Но почему?
— Бьорн Белтэ… Тот самый Бьорн Белтэ…
Я обычный человек. Мне польстило, что он слышал обо мне.
— В академических кругах вы все еще имеете имя. Чем обязан?
— Я ищу информацию о некоем Джованни Нобиле, который был профессором на факультете в конце шестидесятых.
Снова наступила тишина. За моим окном прокаркала ворона.
— Профессор Ломбарди?
— Никто не спрашивал о Джованни Нобиле уже много лет.
— Вы его знали?
— Не очень хорошо. Он гораздо старше меня, он уже стал профессором, когда я еще был студентом.
— Он умер?
Пауза.
— Профессор?
— То, что случилось, было настоящей трагедией.
— Если честно, я не знаю, что тогда произошло.
— Трагедия. Во всех смыслах. Карьера. Дочь.
— Помогите мне, я ничего не знаю об этом.
— Говорят, что он сошел с ума.
— От чего?
— Будто бы его одолели его собственные демоны. — Эту фразу Ломбарди произнес с коротким смешком.
— Одолели? Демоны?
— Профессор Джованни Нобиле был демонологом. Разве вы этого не знали?
— Я знал, что он теолог. Но не знал о его специализации.
— Почему вы о нем спрашиваете?
— Я наткнулся на его имя в связи с одним древним манускриптом. И подумал, что он может мне помочь.
— Вы возбудили мое любопытство. Что это за манускрипт?
— В октябре 1969 года Нобиле написал статью в журнале «Теологическое обозрение» об одном апокрифическом тексте, известном под названием Евангелие Люцифера. Он доказывал, что такой текст никогда не существовал. Я пытаюсь выяснить, не находится ли в моем распоряжении именно этот текст.
Профессор чуть не задохнулся:
— Вы хотите сказать, что у вас в руках Евангелие Люцифера?
— Возможно. Если оно вообще существует, конечно. — Я сухо засмеялся, но реакции не последовало.
— Белтэ, позвольте задать вам один вопрос. Можете ли вы при всей занятости выкроить время для визита ко мне в Рим?
— В Рим? Я не понимаю?
— Нам есть о чем поговорить.
— Разве?
— С глазу на глаз. Доверительно.
— Профессор Ломбарди, как бы это сказать… Моя ситуация в данный момент весьма щекотливая. Убито несколько моих коллег. Надо мной тоже висит угроза.
— Что вы говорите?! Все это из-за манускрипта?
— Очевидно, так. Поэтому я и хочу во всем разобраться.
— Выражаю вам свою симпатию. Наш университет обязательно предоставит в ваше распоряжение квартиру. Бесплатно. И покроет расходы на дорогу. Учитывая сложную ситуацию, мы готовы обеспечить вашу… дать вам некоторую гарантию безопасности. — Голос его звучал доверительно. — Мы будем вас охранять, Бьорн.
— Да и ехать ни с того ни с сего в Рим не так-то просто.
— Для вас это важно.
— Почему?
— Не хочу говорить об этом по телефону.
— Я подумаю, как все устроить.
— Это важно. Важнее, чем вы думаете.
— Но почему?
— Скажите, вам известно Евангелие от Варфоломея?
— Я не теолог.
— Варфоломей был одним из двенадцати апостолов Иисуса. Но хотя имя его упоминается у Матфея, Марка и Луки и еще в Деяниях апостолов, в Библии о нем практически ничего не говорится. Считается, что он написал одно из Евангелий. Но оно утрачено. Тем не менее в других памятниках того времени сохранились отрывки из него. В частности, там упоминается некий Сальпсан. Знакомое имя?
— Никогда не слышал.
— Сальпсан — сын Сатаны.
— Я не знал, что у Сатаны был сын.
— Именно так! В том-то все и дело!
— Это имеет какое-то отношение к Джованни Нобиле или к Евангелию Люцифера?
— Самое прямое! Нобиле был в равной мере одержим этим манускриптом, этим языческим евангелием и… своими демонами.
— Что с ним стало?
— Он умер.
— Как?
— Полиция предполагает, что он был убит. Или покончил жизнь самоубийством. Он убил несколько человек из-за Евангелия Люцифера. В 1970 году это дело было очень громким. Полиция считает, что Нобиле и его дочь были убиты и потом зарыты в землю или выброшены в море. Если только Нобиле не убил свою дочь сам, а потом покончил жизнь самоубийством.
— Чем закончилось расследование?
— Ничем. Все это было очень давно. Мы пытаемся забыть. Никто толком не знает, что тогда произошло, — это и есть печальная правда, господин Белтэ, никто не знает, что тогда произошло.
май 1970 года
Без десяти минут два, ночь. Ему уже давно полагается спать. Профессор Джованни Нобиле крепко, пожалуй, слишком крепко сжал зубами мундштук трубки и с наслаждением вдохнул дым. Сквозь табачный дым он рассматривал белый лист бумаге. Двумя указательными пальцами он ударял по круглым клавишам пишущей машинки «Ремингтон» с такой силой, что во многих местах буквы пробивали бумагу: