И он позвонил мне, скромному археологу из университета Осло.
Я помню, как вежливо слушал, когда Тарас Королев, представившись, рассказал о своей находке. Приятным баритоном он спросил:
— Вы можете приехать в Киев, мистер Белтэ?
— Я — археолог, а не палеограф.[4]
— Ваше знакомство с древними манускриптами говорит само за себя.
— Вам надо обратиться к экспертам. У меня есть друг в Исландии, я могу дать его телефон, он — выдающийся…
— Бьорн Белтэ, правда, что вы нашли рукописный текст Евангелия Иисуса Христа?
— Это было десять лет назад. И если точно, то нашел его не я. Я только не дал ему исчезнуть.
— И разве не вы открыли папирусный манускрипт, который оказался шестой книгой Моисея?
— Случайное везение!
— И мумию Моисея?
— А может быть, это она нашла меня?
— Вы слишком скромны, Белтэ. Я читал про вас. В газетах. В международных археологических изданиях. Вы обнаружили и другие манускрипты. Я знаю, что вы — человек настойчивый.
— Настойчивый? Обычно обо мне говорят, что я упрямый.
— Вы — тот человек, которого я ищу. Я знаю. Я такой же.
— Послушайте, я всего лишь старший преподаватель, даже не профессор.
— Вы хотите мне помочь?
— К сожалению, не могу. Ищите кого-нибудь другого!
Принципиальным человеком я никогда не был.
Мумия лежала обнаженной на каменном возвышении за алтарем, скрывавшим вход в пещеру. Только в последние годы, уже после краха коммунизма, здесь стали прикрывать тела.
— Неужели власти позволят мне увезти манускрипт? — спросил я.
— Их интересует только мумия. А никак не манускрипт. — Хранитель изобразил на лице гримасу, которая поразительно напоминала выражение лица мумии. — Мои начальники уже начали драку за то, кто несет формальную ответственность за мумию и получит финансирование на исследования. Если исходить из местонахождения могильной камеры и возраста алтаря, можно предположить, что этот монах нашел упокоение раньше, чем летописец Нестор, которого захоронили здесь, в Киево-Печерской лавре, в 1114 году. Манускрипт же начальники засунули бы в шкаф к прочим древним текстам, которые мы толком не исследуем так. — Он кивнул в направлении свитка с манускриптом, который покойный крепко прижимал к своей груди. — Я заменил его другим текстом того же времени, который взял из архива.
Пергамент с оригинальной рукописью лежал на подсвеченном снизу столе в кабинете хранителя. Каждая страница была разделена на два симметричных столбца, ограниченные прямыми невидимыми линиями.
— Эта часть текста, — хранитель Королев показал на правый столбец, — написана знаками, которых я никогда не видел. Левый столбец написан клинописью. Данный шрифт был создан в Месопотамии пять тысяч лет назад и обычно связывается с глиняными табличками в Шумере, Вавилоне и тому подобных местах. Можно предположить, что перед нами копия глиняной таблички. Впрочем, пока текст манускрипта не исследован — с филологической, семантической, палеографической, лингвистической точек зрения, — это лишь предположение, не больше. Если текст и правда переписан с глиняной таблички, мы никогда не узнаем, сколько лет оригиналу. Однако после радиоуглеродного анализа мы сможем сказать, сколько лет пергаменту.
Я осторожно потер пальцами краешек пергамента:
— Посмотрите! Кожа кажется мягкой, даже новой. А должна была бы быть твердой, высохшей. На протяжении тысяч лет свиток лежал в свернутом состоянии и тем не менее развертывается практически без разломов и складок.
— Я ничего не знаю о том, как обрабатывали кожу животных в южных широтах. Ничего.
— Неизвестные значки в правом столбце — как вы думаете, что это такое?
— Понятия не имею.
— Арабские буквы?
— Нет, я узнал бы их. Это больше похоже на какие-то математические формулы. В Вавилоне еще за несколько тысяч лет до Рождества Христова были разработаны довольно совершенные математические постулаты. И еще меня смущают украшения манускрипта.
4