— Послушайте, не могу же я…
— Бьорн Белтэ! Вы в опасности!
— Не смешите меня.
— Вы можете лишиться жизни, Белтэ.
— Кто вы?
— Я представляю организацию, которая готова помочь вам.
— Закончив разговор, я обращусь в полицию.
— Я на вашей стороне.
— Мне не нужна…
— Могу объяснить.
— Угрозы — не объяснение.
— Я вам не угрожаю, я…
— Я уже имел дело с такими, как вы.
— Это недоразумение. Я только пытаюсь заставить вас выслушать меня.
— Вы надеетесь напугать меня?
— Я не хочу вас пугать. Мы можем встретиться?»
Послышался треск, я выключил запись.
Я виновато посмотрел на инспектора полиции Хенриксена:
— Я не заявил об этом разговоре в полицию. Я знаю, что должен был это сделать…
— Если честно, Белтэ, он не угрожал вам. Он предостерег вас и предложил помощь. И тем не менее это многообещающий след.
Новая информация дала Хенриксену пищу для размышлений. Его глаза загорелись. К сожалению, он тут же конфисковал мой мобильник. Хотел, чтобы эксперты попробовали определить скрытый номер звонившего и изучили запись.
С чего-то начинать надо.
Потом он захотел узнать о манускрипте побольше. Он сказал, что полиция рассмотрит вопрос о конфискации пергамента как вещественного доказательства. К счастью, я отговорил его от этого. Манускрипт находился в сейфе в подвале собрания рукописей в Исландии. Но я об этом не сказал. Не хотел раскрывать местонахождение манускрипта. Я терпеливо объяснил, что это очень хрупкая вещь, имеющая огромную историческую ценность, и дотрагиваться до нее могут только эксперты, имеющие специальную подготовку. Что текст покажется в полиции совершенно бессмысленным, если только в их рядах не обнаружатся специалисты по клинописи или семиотике древних текстов. Даже для нас, ученых, объяснил я, манускрипт, которому несколько тысяч лет, представляет собой загадку. Я заверил Хенриксена, что установлению личности убийцы вряд ли помогут ряды непонятных значков.
Он сказал, что еще вернется к этому вопросу.
Один из «пингвинов» вошел на кухню и помахал Хенриксену. Несколько минут они отсутствовали. Потом Хенриксен вернулся с маленьким предметом в запечатанном прозрачном пластиковом пакете для вещественных доказательств.
— Умерший сжимал в правой руке вот это. — Он передал пакет мне. — Вы что-нибудь знаете об этих символах?
Это был бронзовый амулет.
Я покрутил его. Как дети крутят ракушки. Изучил. С каждой стороны выгравировано по одному символу.
— Первый символ — пентаграмма, — сказал я. — Второй — трикветр.
— Вас это удивляет?
Я не ответил. Если я скажу, что трикветр много раз встречается в манускрипте, он без всяких разговоров конфискует его. Хватит с него мобильного телефона.
— Вы не знаете, у Кристиана Кайзера был такой амулет?
— Совершенно исключено.
— Значит, кто-то вложил его Кайзеру в руку прямо перед смертью или сразу после нее.
— Зачем им это делать?
— Такие знаки обычно имеют особое значение?
— Все знаки что-то символизируют. Именно поэтому их используют. Пентаграмма — священный знак, который имеет отношение к чему угодно — от книг Моисея до черной магии, оккультизма и сатанизма. У пентаграммы есть много названий: ведьмин крест и печать Соломона — лишь два из них, а также несколько толкований как символа и как религиозного объекта.
— А второй знак? Как вы его назвали?
— Трикветр. Узел павших. Сердце Хрунгнира.[9] Магический и религиозный символ, известный по германским монетам, кельтскому искусству, скандинавским руническим камням. В христианской религии он обозначал Святую Троицу. В Норвегии мы связываем этот символ с королем эпохи викингов Харальдом Хардроде.[10]
Закончив записывать, Хенриксен посмотрел на свои наручные часы:
— Слишком много информации. Нам надо будет еще поговорить.
— Можно вопрос?
— Да.
— Кто позаботится о сэре Фрэнсисе?
За время возникшей паузы я успел прочитать во взгляде Хенриксена, как его мозг быстро сканирует файл с материалами о британских аристократах и параллельно проводит срочный психиатрический анализ болезненного состояния у ключевого свидетеля Бьорна Белтэ. Мозг у полицейских устроен именно таким образом.
— О сэре Фрэнсисе?
— Я про кота!
9
10