«Отец», спросил сын, «зачем ты держал меня так далеко от себя и так долго?»
И ответил отец: «Мой возлюбленный сын, ты был всегда занят моими делами, в каждое мгновение вдали. А теперь ты понял все мои дела, хозяйство это и все в нем — твое».
«Так», продолжил Иехошуа, «и с людьми. Те, кто страдают, наследуют царство небесное, и наш Отец небесный уже выбрал золотое место для тебя, друг мой. Возлюбил он тебя больше всех».
Человек продолжил свои разговоры и проповедования. Но Иехуду словно пронзила молния от макушки головы и до самой земли, потому что ему так захотелось, чтобы все было так на самом деле. Не испытанием, как с Иовом. А как сказал этот человек — подарок.
Той ночью этот человек решил заночевать у ручья — небольшой костер, немного даренной еды за потраченное время и трое его друзей, следовавшие с ним в то время. Иехуда и еще восемь-девять жителей поселка решили посидеть у костра с ним и послушать его разговоры.
Там сказал этот человек то, отчего огонь заполнил Иехуду, будто кровь превратилась в языки пламени.
Среди них оказался нищий, и, когда все открыли свои мешки и сумки и стали есть ячменные лепешки, оливки и сушеную рыбу, у того не было никакой еды с собой. Они все дали понемногу еды, и съел он даденое жадно и благодаря других.
Иехошуа спросил, просеивая землю руками: «Почему даем мы на благотворительность другим?»
Иехуда ответствовал быстро: «Как записано в Торе: „Когда брат твой станет бедным, протяни длань свою к нему и укрепи его — пусть он веры другой и пришелец.“ Бог приказал блюсти так».
Иехошуа медленно кивнул головой. «А теперь ответь мне. Почему это записано в Торе? Почему Бог приказал так?»
Иехуда часто заморгал. Не такой это вопрос, на который может ответить простой человек. Спросить «Почему Бог сделал так?» — это все равно, что сказать «Я понимаю несметный разым Бога».
«Ради нашего наивысшего блага», произнес один из сидящих. «Все заповеди Бога — ради нашего блага».
«Но почему?» продолжил настаивать Иехошуа. «Почему это — благо для нас? Почему Бог установил это для нас?»
Вокруг костра установилась тишина. Трое пришедших с Иехошуа, должно быть, уже знали ответ или смысл вопрошаемого. Остальные сидели онемевшими, боясь дать неправильный ответ. Иехуда, которому внезапно надоела игра, затеянная этим человеком, сделать из них глупцов, решил ответить.
«Нам не дано знать, почему Бог делает так», сказал он. «Наша работа — слушать Его приказы и следовать им».
Другие закивали головами. Вот, что значило быть набожным евреем: выучить законы и следовать им.
«Как солдаты Кесаря?» спросил Иехошуа с улыбкой на губах. «Как наемник? Делать, не ведая причины для этого дела? Наш Бог — не тиран. Он не дал бы нам острый ум, если бы нам не суждено было воспользоваться им. Подумайте. Почему Бог повелел нам творить благо для других?»
Здесь два человека тихо начали собирать свои вещи для ухода. Иехошуа не пытался остановить их. Он сравнил их веру со слепым повиновением солдат; он должен был знать, что для кого-то будет трудно стерпеть эти слова.
Иехуда почувствовал, как мысли его ушли дальше вопроса. Вопрос был очень хорошим. Если ему предстояло догадаться о причине Бога — хотя от самого вопроса возникло легкое нехорошее ощущение, как от вида с крутого обрыва вниз — если бы попытаться, то он мог бы сказать…
«Возможно, Бог приказал нам помогать бедным, потому что Он любит их».
Иехошуа хлопнул его по спине. «Это очень хороший ответ, друг мой! Видишь, мы рассуждаем совсем недолго, а уже нашли, кого любит Бог! И из заповедей Его, кого же Он еще любит?»
«Слепого и калеку…» начал Иехуда, преодолевая свое замешательство, вспоминая слепых. «Вдову и сироту? Как сказано в Торе: „Не обращайся плохо со вдовами и сиротами. Если сделаешь так, то услышу я их плач.“»
«Да», поддержал Иехошуа, «Бог особенно любит женщин без мужей, сыновей без отцов. Подумай еще. Почему Бог говорит: „Возлюби соседа своего?“»
Теперь Иехуда начал понимать. «Потому что Бог любит…» Он подумал. «Он любит тех, кто к нам близки».
«Разве не учил он нас всех возлюбить наших соседей? Не каждого ли человека по соседству каждого другого человека? Даже солдат, разве они не…»
«Нет», отрезал Иехуда, крайне раздраженно, «солдаты — не наши соседи. Если ты станешь так продолжать, ты захочешь, чтобы мы делились едой с людьми, которые пришли сюда, чтобы сжечь наши поля и выдать наших дочерей замуж за тех, кто насиловал наших жен». Он замолчал.
Иехошуа с интересом посмотрел на него.
Воодушевленный Иехуда продолжил: «Ты никак не можешь знать, что Бог замыслил для нас. Он сказал нам возлюбить соседей наших, и того достаточно. Если мы начнем прибавлять все к закону, куда мы придем? Как римляне: маленькие боги говорят нам, что бы мы ни делали — все правильно».
«А что если я скажу так?» произнес Иехошуа. «Тора говорит: „Возлюби соседа своего.“ Но каждый приходится кому-то соседом, я скажу: „Возлюби врага своего.“»
«Это вздор. Мы бы смогли полюбить их, но после этого они не смогли бы полюбить нас».
«Но представь, если бы каждый смог. Представь, что разнесли мы вокруг слова эти. Возлюбить врага своего. От поселка к поселку, от города к городу. Что тогда произойдет? Представь себе».
Пытаясь охватить сказанное, сознание Иехуды запнулось.
«Я не могу представить», наконец признался он. А затем, страстно желая понять: «Объясни мне, учитель».
Иехошуа положил свою загрубевшую кисть на тыльную сторону ладони Иехуды.
«Если бы мир был наполнен людьми, послушавшими эти слова, и всего лишь эти слова, мы бы построили царство небесное на земле. Вот, почему я хожу от поселка к поселку. И тому посвятил я свою жизнь. Учить людей, чтобы видели в словах Бога сердцевину. Представь такое: римляне и греки, и сирийцы, и вавилоняне, и персы, представь, что все мы научились вместе возлюбить друг друга».
Иехуда позволил сознанию пройти по всей карте мира, по всем империям и царствам, воевавшими и пытавшимися покорить друг друга. И представил он, что может произойти, если слова эти передадутся людьми из одних уст другим, из одного сознания другому, из одного города в другой, если простое послание — возлюби врага своего — примется на веру всем миром. Он не увидел, как это могло бы случиться.
«Если хоть один человек воспротивился бы», наконец произнес он, «то все пришло бы в негодность. А в таком миросоздании, где один лишь мир и спокойствие, где нет ножей у людей, один человек смог бы все порушить».
«Значит, не должны мы предаваться покою, пока каждый человек не услышал этого. Подумай», предложил мягко Иехошуа, «на что применим жизни наши? Больше войн, как отцы наши и отцы отцов наших, еще больше? Или найдем себе лучше намерения? Разве не стоит это твоей жизни?»
И Иехуда тут же увидел это, на мгновение. Тотчас, весь мир стал новым для него.
Он не смог перестать думать об этом. Сознание его гремело, будто повозка на каменистой дороге, набирая скорость, катясь вниз, раскачиваясь и дергаясь. Боялся он, что сходит с ума.
Когда другие люди ушли домой после полуночи, он остался поговорить с Иехошуа, задавая каждый вопрос, приходящий ему на ум, иногда просто сидя в тишине.
«А что с теми людьми, которые придут, чтобы навредить тебе? Что делать нам, если они набросятся на нас?»
Иехошуа вытянулся своим длинным телом по спальной циновке поверх камней. Он заложил руки за голову и посмотрел в темное мерцающее звездами небо.
«Что ты думаешь, Иехуда», спросил он, «что говорит тебе твое сердце?»