Она работала в поле рядом с ним и пряла шерсть, и плела материю, и пекла хлеб, и ощущал он себя счастливым безмерно, хотя был слишком серьезным человеком, чтобы открыто веселиться. Борода у него была длинной и полновесной, хотя Елканнах садилась верхом на него, лежащего в постели, и подрезала волосы ножом, когда он дозволял ей. Он все еще помнит ее задние изгибы, и как плотно они влезали в его ладони, и как член его поднимался к ней, пока она извивалась в его объятиях, смеялась и просила его не шевелиться, а то она порежет его этим ножом, и кто же тогда будет кормильцем для нее и их детей, которые, конечно, появятся — вот подумал он об этом?
Когда ему было двадцать девять лет, лихорадка прошла по Кериоту. Весна долгое время стояла жаркой, и когда пришла болезнь, воды в горных ручьях было мало. Только колодец исправно давал воду, но в какие-то дни они чувствовали себя слишком слабыми, чтобы наклоняться и вытаскивать ведро. Лихорадка слепила людей, когда вылезали черные пятна у глаз, и становилось даже больно смотреть солнечным днем. Это была его ошибка — знал он — пусть и был он таким же больным, как она. Он должен был найти воду для нее.
На третий день смог он подняться с постели и пойти к колодцу. Он проковылял походкой новорожденного ягненка дотуда и обратно, с черными пятнами залепившими края его зрения, но, принеся воду, увидел он, что Елканнах мертва. Тихо лежала в постели, словно ускользнула она между дыханиями. Словно забыла она вдохнуть и вот-вот вспомнит об этом, протрет руки передником, пожурит сама себя за глупость. Да только не было ее уже.
И что-то еще покинуло его, внезапно и не спрашивая его согласия.
Не по сладкому мягкому запаху его жены в постели по утрам более всего тосковал он, хотя тосковал он по ней невыносимо. Тосковал он более всего о Боге, который, как казалось ему, всегда наблюдал за ним, и с которым в тихие времена он разговаривал и представлял себе успокоительный его ответ. Которому плакался он в долгие ночи после смерти отца, и который положил длань свою на его шею и сказал: «Я — Отец твой на небесах, и дам я тебе силу». Почувствовал он, что нить, связывающая его с небесами — будто пуповина материнская к ребенку — порвалась безвозвратно. Возможно, Отец оставался все еще там, но лицо Иехуды было повернуто так далеко в сторону, что более не оставалось у него добрых слов.
Сейчас кажется ему, что преступлением было то, как чувствовал он. Оплакивать Бога более своей жены? Но так и было.
Прошло какое-то время, но для него не было никакой разницы. Несколько сезонов года, а он все так же работал, потому что чем он мог еще заняться, и люди поселка — те, кто также потеряли родителей, детей, супругов, родных — говорили между собой: «Скоро бозьмет он себе другую жену, будут у него сыновья и дочери, и забудет он о первой». Не было им известно, что сердце его остыло, как земля, и опустело пшеничной шелухой.
И потом пришел человек в их поселок. Иехуда никогда не слышал о нем. Решение пойти и послушать его речи было просто выбором между долгой одинокой ночью дома или провести это время, сидя с людьми и слушая глупости, какие только придется им выслушать. Он видел десятки подобных проповедников за много лет, он и Елканнах ходили вместе послушать их иногда и пошутить об их болтовне или, изредка, поспорить об их мудростях.
Поначалу тот человек ничем не отличался от других. Приводил истории, объясняя свои послания, говорил о любви Бога. В какой-то момент он затих. Просеивая землю ладонью. Потирая свой лоб. Огляделся, словно в поиске среди толпы, и нашел своим взором Иехуду, и уставился на него, и задержался своим взглядом так, что Иехуда не мог отвернуться в сторону.
«Ты ищешь Бога», произнес проповедник, «но и Бог ищет тебя. И найдет Он тебя. Сегодня нашел он тебя».
И Иехуда ощутил слезы в своих глазах.
«Потерял ты многое». Человек говорил тоном, не выделяя слов и не стараясь убедить. Он говорил, словно слышал простую правду с небес.
«Бог принял в сердце твою потерю», сказал он, «и Он не забыл тебя, хотя отвернул ты лицо свое от Него. Он говорит с тобой сегодня, как Отец. Скажи мне, кого потерял ты».
Не было никакого секрета. Любой ребенок на улице мог рассказать ему, что по Кериоту прошла болезнь. Каждый человек кого-то потерял.
Иехуда ответил: «Мою жену». Он произнес эти слова с вызовом. Чтобы тот смог удивить его.
«И отца своего?»
Иехуда решил, что тот удачно догадался, и более ничего — проповеднику повезло. Сколько тридцатилетних мужчин не потеряли своих отцов? Этот человек не знал, что он потерял отца юным, когда ему пришлось особенно тяжело.
Но он согласился: «Да».
И человек по имени Иехошуа распростер свои длинные руки и поднялся с земли, и направился к Иехуде, и, взяв его за руку, поставил на ноги. Он положил свои руки на плечи Иехуды и произнес: «Ты думаешь, что твой Отец на небесах позабыл тебя. Но Отец твой небесный — здесь. Сейчас. Привел меня сегодня к тебе. Выслушай», сказал он, «эта история — для тебя».
И он поведал историю толпе.
Жил человек, у которого были два сына. И потому, что были у него торговые дела вдалеке и хозяйство вблизи, послал он одного сына заниматься делами в город и оставил другого с собой, чтобы тот научился хозяйствовать на земле. Того сына, посланного далеко, обуял гнев, потому как не было близких людей рядом с ним, как и отца. Слал он гневные послания отцу с просьбами вернуть его, но отец держал его там долгие десять лет, пока брат его растил свою семью, жил в доме и ухаживал за землей. В конце концов, после многих лет, отец вернул сына домой из города.
«Отец», спросил сын, «зачем ты держал меня так далеко от себя и так долго?»
И ответил отец: «Мой возлюбленный сын, ты был всегда занят моими делами, в каждое мгновение вдали. А теперь ты понял все мои дела, хозяйство это и все в нем — твое».
«Так», продолжил Иехошуа, «и с людьми. Те, кто страдают, наследуют царство небесное, и наш Отец небесный уже выбрал золотое место для тебя, друг мой. Возлюбил он тебя больше всех».
Человек продолжил свои разговоры и проповедования. Но Иехуду словно пронзила молния от макушки головы и до самой земли, потому что ему так захотелось, чтобы все было так на самом деле. Не испытанием, как с Иовом. А как сказал этот человек — подарок.
Той ночью этот человек решил заночевать у ручья — небольшой костер, немного даренной еды за потраченное время и трое его друзей, следовавшие с ним в то время. Иехуда и еще восемь-девять жителей поселка решили посидеть у костра с ним и послушать его разговоры.
Там сказал этот человек то, отчего огонь заполнил Иехуду, будто кровь превратилась в языки пламени.
Среди них оказался нищий, и, когда все открыли свои мешки и сумки и стали есть ячменные лепешки, оливки и сушеную рыбу, у того не было никакой еды с собой. Они все дали понемногу еды, и съел он даденое жадно и благодаря других.
Иехошуа спросил, просеивая землю руками: «Почему даем мы на благотворительность другим?»
Иехуда ответствовал быстро: «Как записано в Торе: „Когда брат твой станет бедным, протяни длань свою к нему и укрепи его — пусть он веры другой и пришелец.“ Бог приказал блюсти так».
Иехошуа медленно кивнул головой. «А теперь ответь мне. Почему это записано в Торе? Почему Бог приказал так?»
Иехуда часто заморгал. Не такой это вопрос, на который может ответить простой человек. Спросить «Почему Бог сделал так?» — это все равно, что сказать «Я понимаю несметный разым Бога».
«Ради нашего наивысшего блага», произнес один из сидящих. «Все заповеди Бога — ради нашего блага».
«Но почему?» продолжил настаивать Иехошуа. «Почему это — благо для нас? Почему Бог установил это для нас?»
Вокруг костра установилась тишина. Трое пришедших с Иехошуа, должно быть, уже знали ответ или смысл вопрошаемого. Остальные сидели онемевшими, боясь дать неправильный ответ. Иехуда, которому внезапно надоела игра, затеянная этим человеком, сделать из них глупцов, решил ответить.
«Нам не дано знать, почему Бог делает так», сказал он. «Наша работа — слушать Его приказы и следовать им».
Другие закивали головами. Вот, что значило быть набожным евреем: выучить законы и следовать им.
«Как солдаты Кесаря?» спросил Иехошуа с улыбкой на губах. «Как наемник? Делать, не ведая причины для этого дела? Наш Бог — не тиран. Он не дал бы нам острый ум, если бы нам не суждено было воспользоваться им. Подумайте. Почему Бог повелел нам творить благо для других?»
Здесь два человека тихо начали собирать свои вещи для ухода. Иехошуа не пытался остановить их. Он сравнил их веру со слепым повиновением солдат; он должен был знать, что для кого-то будет трудно стерпеть эти слова.
Иехуда почувствовал, как мысли его ушли дальше вопроса. Вопрос был очень хорошим. Если ему предстояло догадаться о причине Бога — хотя от самого вопроса возникло легкое нехорошее ощущение, как от вида с крутого обрыва вниз — если бы попытаться, то он мог бы сказать…
«Возможно, Бог приказал нам помогать бедным, потому что Он любит их».
Иехошуа хлопнул его по спине. «Это очень хороший ответ, друг мой! Видишь, мы рассуждаем совсем недолго, а уже нашли, кого любит Бог! И из заповедей Его, кого же Он еще любит?»
«Слепого и калеку…» начал Иехуда, преодолевая свое замешательство, вспоминая слепых. «Вдову и сироту? Как сказано в Торе: „Не обращайся плохо со вдовами и сиротами. Если сделаешь так, то услышу я их плач.“»