Дженнифер чмокнула его в щеку ароматными губками.
— Ты особо-то не заносись, любовничек, — проворковала она.
Облизывая мороженое, Тео неторопливо шел по тротуару балтиморской гавани. Дженнифер шла рядом, неся пластиковый пакет с его покупками (глянцевым томом посвященных истории города фотографий, который Тео хотел послать матери на день ее рождения; несколькими дисками Расаана Роланда Кёрка; рубашкой). Пакет был тяжеловат для ее тонких рук, и Дженнифер на ходу перебрасывала его из одной в другую, одновременно перенося от уха к уху сотовый телефон, на который ей звонили разнообразные коллеги.
В небе сияло солнце. Повсюду было полным-полно родителей с детьми — и не только в торговой зоне, но и на воде, по которой они радостно сновали туда-сюда в лодочках, имевших вид диснейлендовских морских змеев. По пирсу прохаживался человек-оркестр — перебирал клавиши аккордеона, дул в замысловатую трубу, бил в привязанные к его коленям тарелки. Тео указал Дженнифер на ближайший мусорный бак, на кипевшую под ним жизнь: утка с утятами устроили там, переплетя крылья, кучу-малу.
— Ух ты, — сказал он. — Живые.
— А ты думал…? — спросила она.
— Я о том, что они ухитрились как-то выжить в этой кутерьме. Другие давно бы уж спятили или удрали.
— У них очень сильная мотивация, не сомневайся.
И словно в доказательство сказанного ею из переполненного бака вывалилась часть его содержимого — большой, ценой в несколько долларов краб.
— Ух ты, — повторил Тео. Уже удаляясь от бака, он все оборачивался, проверяя, там ли еще утки.
— Если они собственное дерьмо разгрести не способны, думаю, нам лучше обратиться к кому-то еще, — сказала Дженнифер. Она уже опять разговаривала по телефону. — Есть же и другие дистрибьюторы, работающие круглые сутки и семь дней в неделю. Они гарантируют доставку, даже если им приходится пользоваться самолетами «Фед-Экса». Так на черта нам возиться с этими клоунами, только и умеющим, что плакаться на дорожные пробки, в которых застревают их грузовики? Господи, речь же идет о книгах, а не о стальных фермах.
Тео прикончил мороженое. Губы его стали липкими от шоколада. Дженнифер, продолжая разговаривать, зажала телефон между плечом и уголком челюсти, извлекла из кармана куртки маленький пакетик и протянула его Тео. Он решил было, что это презерватив, но, надорвав фольгу, обнаружил под ней влажную салфетку.
— Баум? — сказала Дженнифер в трубку. — Баум пусть тебя не волнует. Он милый и так далее, но…
Она протянула руку и стерла со щеки Тео пропущенный им мазок шоколада.
— События выходят из… э-э… из-под контроля мистера Баума. И он это знает, тут никакого секрета нет. Как бы это сказать? Думаю, ты и сам увидишь: когда сделка с «Океаном» вступит в силу, необходимость в такого рода… э-э… консультациях просто отпадет. То есть…? Хорошо. Хорошо. Я здесь для того и нахожусь.
Несколько минут спустя они уже стояли у пирса, которым заканчивается Ист-Пратт-стрит, и любовались величественной старой электростанцией, преобразованной в гигантский универсальный магазин «Барнс и Нобль». Тео выступал в нем вчера вечером, но тогда было темно, да и Дженнифер провела его в здание прямо из такси. Он успел заметить роскошный аквариум с огромной рыбой-ангелом и изобретательно переделанные в книжные полки дымовые трубы, однако для наблюдений такого рода была открыта лишь малая часть его мозга, все остальное занимало предстоящее выступление. Прирожденным актером он не был и это делало для него чтение вслух особенно обременительным, тем более, что аудитория обычно реагировала на слова Малха ахами, вскриками и перешептываниями. И после того, как он ответил на вопросы и подписал экземпляры книги, Тео оказался эмоционально выжатым настолько, что хотел лишь одного: чтобы Дженнифер отвезла его обратно в отель.
Сегодня же, осматривая книжный магазин, он же универмаг, он же электростанция, издали, Тео понял, насколько внушительным архитектурным сооружением тот был. Построенное для цели вполне прозаической — производства электроэнергии — это здание обладало, тем не менее, мрачным величием кафедрального собора. Гигантская фаллическая гитара, установленная на его крыше в честь находившегося внутри «Хард-рок кафе», вонзалась в лазурное небо, как колокольня.
— Извините, — послышался откуда-то снизу голос, — вы ведь Тео Гриппин, верно?
Тео опустил взгляд. Чернокожая женщина улыбалась, глядя на него снизу-вверх из инвалидного кресла. Толстая, некрасивая, она была одета в ярко-желтый спортивный свитер; казавшиеся укороченными ноги ее завершались ботинками из овчины. Глаза у женщины тоже были ярко-желтые.
— Вы выступали там вчера вечером, — сказала она, поведя головой в сторону «Барнса и Нобля».
— Да, верно, — ответил Тео. — Вы тоже там были? Я вас не припоминаю, мадам.
— Нет, не была, — ответила женщина. — Мне хотелось, но я же в кресле, видите? — а с ним попасть в это здание трудно.
Выговор у нее был простонародный.
— Мне очень жаль, — сказал Тео.
— Мы можем чем-то помочь вам, мэм? — спросила Дженнифер.
— Я читаю вашу книгу, мистер Гриппин, — сообщила, не отрывая взгляда от Тео, негритянка. — «Пятое Евангелие».
— О, спасибо, — сказал он.
— Меня вам благодарить не за что, мистер Гриппин, — ответила негритянка. — Бог приказал мне прочесть ее. Очень интересная книга.
— Э-э… рад, что вы так считаете.
— Я буду очень рада, если вы дадите мне автограф. У меня для них особая книжка есть.
— Э-э… с удовольствием.
Короткопалая рука женщины скрылась и закопошились под ее полиэфирным одеянием. Тео инстинктивно наклонился к ней, ожидая, что она вытащит на свет книжечку для автографов.
Однако вытащила она пистолет. Он повис в пространстве, разделявшем негритянку и Тео, такой мощный и пугающий, что сам выстрел казался, по сравнению с ним, уже и не страшным. Негритянка начала поднимать серое дуло ко лбу Тео.
— Вы сделали злое дело, мистер Гриппин, — сказала она. — И отправитесь прямо в ад.
Все поплыло перед глазами Тео, сердце его колотилось слишком громко и затрудненно для того, чтобы доставлять в мозг необходимые тому количества крови. «Я не готов» — хотелось сказать Тео, однако он понимал, что времени на это у него не осталось.
— Опустите его, мэм, — это был голос Дженнифер, эхом отдавшийся в пустоте.
Тео покачнулся, лицо негритянки вновь обрело резкость. Все в том же пространстве между ними образовался еще один пистолет. Первый был направлен в грудь Тео, но подрагивал. Второй смотрел прямо в лицо негритянки, дуло, прижатое к ее переносице, упиралось ей в глаз. Этотпистолет держала тонкая белая рука, элегантно наманикюренный пальчик обвивал спусковой крючок, узкое запястье не дрожало.
— Отведите пистолет в сторону, мэм, — приказала Дженнифер.
Негритянка подчинилась.
— А теперь убирайтесь.
Негритянка в последний раз взглянула в лицо Тео, опалив его ненавистью. Затем, не произнеся ни слова, опустила ладони на покрышки кресла, резко развернула его и покатила прочь. Колеса ехавшего вдоль воды кресла повизгивали.
Тео упал на колени, два раза кашлянул и изверг из себя жидкую смесь «Пепси» с шоколадным мороженым. Ладонь Дженнифер легла ему на спину.
— Прости, прости, — простонал он.
— Да не за что, — отозвалась она.
Тео взглянул на нее. Дженнифер была поразительно, до жути спокойна.
— Я… похоже, я как-то не привык к пистолетам, — сказал он.
— Это же Мэриленд, — сказала Дженнифер. — Тут все с пистолетами ходят.
Свой она уже вернула туда, где он скрывался прежде. Тео затруднялся представить, в какую полость плотно облегавшего ее тело наряда можно было спрятать, не создав на нем вздутия, отнюдь не маленькую стальную машинку, однако Дженнифер это проделала.
Он содрогнулся и его вырвало снова. Удивительно, как может подействовать на нутро человека угроза штуковиной, которую он миллион раз видел в кино. Герои фильмов, когда в них начинают палить, реагируют совсем по-другому: скачут, точно спортсмены, из стороны в сторону или замирают на месте, как будто пули — это теннисные мячики, которые можно принимать либо игнорировать. А Тео ощущал себя каким-то надорванным. Рвота, попавшая ему на грудь, была, как кровь. Он попытался стереть ее, но никакого толку не добился.