— Узнаешь? — спросил я его.
— Вроде видел где-то… — сбивчиво начал он, но замолчал.
— Капитан колумбийского спецназа Лаваро. Вытащил нас из джунглей на вертолете. Вспомнил?
Ник закусил губу и кивнул, а я расстегнул рубашку Лаваро — из крошечного отверстия на его боку струилась кровь, пузырясь при каждом выдохе. Я быстро стянул с себя рубашку, разодрал ее вдоль на две части, после чего сложил одну из них несколько раз и прижал к ране.
— Помоги мне, — бросил я Никите и, когда он приподнял Лаваро, я перевязал раненого вторым куском рубашки.
— Можешь говорить? — Я склонился ближе к колумбийцу, и он глазами показал, что может.
— Откуда ты здесь взялся? — спросил я, и Лаваро, помедлив, тихо ответил:
— Следил… за вами.
— Зачем?
— Ромео… обязательно выйдет на вас… от него идут поставки для ФАРК, — он замолчал. С каждой минутой ему становилось все хуже и хуже, и он с трудом сдерживался, чтобы не застонать от боли. — Ромео отослал ваши фотографии «Койотам», — голос Лаваро становился все тише, и я вынужден был склониться почти вплотную к его лицу. — А они распространили их по своим людям во всем приграничье… Обещал за вас большую награду… за живых… Он не объяснял, зачем вы ему… но я знаю…
Неожиданно рот колумбийца широко раскрылся, он захрипел, судорожно ловя ртом воздух, начал задыхаться, лицо его побелело, а зрачки поползли вверх под веки. Его голова запрокинулась, глаза закатились, а тело затряслось мелкой дрожью. Сквозь широко раскрытые челюсти несчастного я в ужасе увидел, как его обмякший язык словно свернулся, перекрывая горло.
— Помоги, Ник, — я протиснул пальцы бедняге в рот и крепко вцепился в язык, вытягивая его наружу.
— Что делать? Что делать? — Никита суетливо схватил голову раненого и приподнял ее.
— Булавку! Дай быстрее булавку.
— Какую? — Ник застыл в нерешительности, но тут же спохватился, вспомнив. — Ах, да.
Он выудил из кармана вырванную из уха низкорослого мексиканца английскую булавку и протянул мне.
— У него шок, держи ему голову! — крикнул я, и Никита послушно кивнул.
Не выпуская западавший язык, я левой рукой раскрыл булавку и вонзил острие иглы в паре сантиметров от его кончика. Острие оказалось тупым, и я явственно ощущал, как рвались ткани языка, пока игла продирала его. Ник поморщился, тяжело сглотнул и отвернулся. Он не мог смотреть. Продолжая удерживать проколотый язык, я оттянул раненому нижнюю губу, пронзил ее и протащил иглу булавки сквозь нее. Теперь, застегнув булавку, соединяющую язык и губу несчастного Лаваро, можно было не опасаться, что его язык западет в горло, и он задохнется.
— Все, отпускай голову и положи ее на бок, — я повернулся к Нику. Он смотрел в сторону, прижимая руку к груди, всячески стараясь подавить позывы тошноты. — Никита, его надо срочно отвезти в больницу, иначе он умрет.
Ник молча закрыл заднюю дверцу, сел за руль и, бурча что-то себе под нос, завел машину. Я сел рядом на переднее сидение.
— Черт! Черт! — Ник тряхнул головой и дважды с силой ударил ладонью по рулю. — Опять в дерьмо влипли!
— Поехали, — спокойно, но настойчиво проговорил я.
— Куда? — Ник всплеснул руками, обернулся и вытаращил на меня глаза. — Где мы будем эту больницу искать? — Он вытянул перед собой растопыренные пальцы. — Да валить надо из этого города как можно быстрее, пока нам бошки здесь не поотстреливали!
— Вот и поторопись.
Ник снова чертыхнулся, но отвечать не стал, лишь скривил уголки рта. Машина тронулась, освещая фарами заброшенные постройки, и мы поехали вниз по улице в надежде, что она выведет нас в более обжитой район, где мы сможем узнать местонахождение больницы. Возвращаться по уже проделанному пути мы не рискнули, разумно полагая, что недавние события взбудоражили не только местную бандитскую общественность, но и полицию. Ни с первыми, ни со вторыми вступать в какие-либо контакты желания у нас не возникало. Мы — два представителя страны, запугавшей весь остальной мир «русской мафией», — ехали в изрешеченной пулями машине с полуживым представителем иностранной разведки, несколько минут назад убившим гражданина Мексики… Зная жесткие методы мексиканской полиции, можно было предположить, что сперва нас пристрелят, а уже потом начнут разбираться в сложившейся ситуации. Я видел, как дрожат сжимающие руль пальцы Ника, да и сам всеми силами старался побороть безотчетный, гнетущий страх, охватывающий меня изнутри своими холодными щупальцами.