— Почему он бесплоден?
Все головы повернулись к Энтриджу, а тот сам себе ответил вопросом на вопрос:
— Потому что он клон?
Ирвин, только что ознакомившийся с результатами последних анализов, поднял глаза и дрогнувшим голосом возразил:
— Это здесь ни при чем, Лестер. Наоборот, все у него в норме. У двух американцев из трех сегодня наблюдается та же недостаточность сперматозоидов в сочетании с замедленным их продвижением.
— И что же из этого следует?
— Трудно сказать. Его клетки по идее не были подвержены воздействию химических молекул, загрязнения и радиации, которые снизили мужскую способность к продолжению рода в последние сто лет. Самая древняя сперма, которую удалось обнаружить в замороженном виде, относится ко времени Первой мировой войны — она содержит втрое больше сперматозоидов, чем нынешняя. По логике вещей гаметы человека I столетия должны были бы дать еще более концентрированную сперму…
— Иисусу не было суждено оставить потомства, — напомнил генерал Крейг.
— Так или иначе, — ушел от темы епископ Гивенс, — подобное испытание неотъемлемо от догмы. Бог воплощается, дабы взять на себя недуги и невзгоды человеческие. Главная беда наших современников — мужское бесплодие, вот и Джимми им страдает.
— Ему сообщили результаты? — тихо спросил Ирвин.
— Они его не удивили.
— И проблема не в этом, — вставил Бадди.
Энтридж достал еще одну папку, другого цвета, и передал ее Ирвину. Каждый день, с восьми до одиннадцати психиатр подвергал своего пациента гипнозу, с тем, чтобы он быстрее запомнил начатки языков — древнееврейского, латыни, греческого, арабского и итальянского, необходимых для его подготовки к роли на международной арене, которую уготовил ему Госдепартамент. По крайней мере, таков был официальный повод. Истинной же целью операции было отключить нынешнюю память Джимми, чтобы добраться до воспоминаний Христа, которые, по всей вероятности, были закодированы в его клетках. Бадди Купперман день и ночь работал над «Шестым Евангелием», своим тайным отчетом, который он надеялся со временем, когда республиканцы покинут Белый дом, превратить в мировой бестселлер, и не давал покоя Энтриджу, требуя вернуть Джимми сквозь века к аресту на Масличной горе. Купперман хотел услышать рассказ о Страстях — подлинный, настоящий,из первых рук. Поднаторевший в технике гипноза Энтридж занялся этим с первого же сеанса — и потерпел сокрушительную неудачу. Джимми в трансе прекрасно усваивал языки, но память о прежней жизни оставалась недоступной.
— Вы полагаете, что она есть, эта память, — возразил Ирвин, — но ведь это всего лишь гипотеза, не имеющая никакого научного обоснования. Из двадцати шести официально зарегистрированных клонов человека двадцать четыре умерли, не успев научиться говорить. Ваши коллеги, если я правильно понял, применяли гипноз с подобной целью. В одном из случаев они действительно получили небезынтересные ответы, связанные с прошлым донора клетки, но эти подробности фигурировали в медицинской карте, психиатры знали их и могли просто внушить загипнотизированному ребенку.
— Вы отрицаете генетическую память как «всего лишь» гипотезу, — фыркнул Энтридж, — а рациональное объяснение находите в телепатии.
— Докажите мне, что я неправ.
— Я не могу,Ирвин. Я будто на стену натыкаюсь, как только дохожу до зародышевого периода. Либо мы имеем дело с запретом божественного порядка, с неким блокирующим геном, который мешает нам идти дальше, либо это Сандерсен запрограммировал ключ.
— Ключ?
— Код, систему защиты, которую открывает пароль… Пропускной пункт, я бы сказал. Память Джимми о прошлой жизни продается отдельно: чтобы получить к ней доступ, мы должны заключить дополнительное соглашение.
— Это дичь! — запротестовал судья Клейборн.
— Нет, — покачал головой Энтридж. — Я уверен в одном: мозг Джимми — не целина. Он уже подвергался гипнозу.В самом раннем детстве.
— Что вы хотите сказать? — так и подскочил Ирвин. — В него заложили какие-то данные, информацию или…
— Наоборот: что-то стерли.Ирвин, я десять лет работаю с камикадзе, «кротами» и двойными агентами, что-что, а промывку мозгов распознать могу.
— Нет, это не выдерживает критики, — стоял на своем Клейборн. — Будь там какая-то закавыка, Сандерсен сам подсказал бы нам, как действовать, вы учтите его нынешнее состояние духа. Он уверен, что Джимми чудесным образом исцелил его на расстоянии: осененный благодатью, он не хочет больше денег, отдает роялти на благотворительность во спасение своей души и все такое… Нет, ему только одного надо, чтобы созданный им Мессия получил мировое признание, — с какой стати он стал бы прятать от нас его генетическую память?
Епископ Гивенс, досадливо хмурясь, напомнил, что Господу угодно, чтобы мы ежечасно воскрешали Иисуса в сердце своем, а не копались без спроса в его памяти ради коммерческого успеха какой-то книжонки. Бадди Купперман выдержал его взгляд и отбрил, прикуривая трубку:
— За рамки ваших четырех канонических Евангелий ни шагу, да? Вы априори отвергаете рассказ из первых рук, цепляясь за свидетельства, написанные спустя годы после событий!
— Все, о чем я прошу, Бадди, — используйте гипноз только для обучения языкам.
Бадди что-то буркнул, не вынимая трубку изо рта, и перешел к следующему пункту повестки дня. Разработка программы на следующую неделю снова накалила атмосферу: каждый добивался для себя режима наибольшего благоприятствования.
Ирвин больше не слушал, он был разочарован: двадцать веков прошло, а склоки и дрязги по-прежнему буйно паразитировали на крестном пути. Отвернувшись к окну, он смотрел сквозь тройные стекла, как Джимми пересекает озерцо под колышущимися от легкого ветра ветвями. Ежедневное совещание происходило в час, который он, по плану наставника, должен был посвящать гребле, и Ирвин горько усмехнулся, оценив иронию происходящего: пророк-недоучка скользит по воде взад-вперед, мерно работая веслами, а в это время манипуляторы-соперники в бестолковых стычках ломают копья, оспаривая его друг у друга.
Шли недели, счет им велся по убывающим калориям и отрастающим волосам, расширению кругозора и развитию способностей к концентрации, самоуглублению, подражанию. Ирвин работал на неделе в Вашингтоне и приезжал в шале в пятницу к ужину, за которым команда отчитывалась перед ним о достижениях. В большой столовой с чучелами животных, где они невольно копировали Тайную вечерю, Джимми проповедовал на четырех языках и подолгу рассуждал об учении святого Павла — это был конек епископа Гивенса. Усилия наставника, призванные пробудить в Джимми дар превращать воду в вино, успехом не увенчались, зато, когда Джимии концентрировал свою энергию, сжимая в ладонях стакан «Напа-вэлли», вино становилось лучше — он как будто ускорял его старение. Ирвину устроили дегустацию «вслепую»: действительно, по сравнению с «нетронутым» стаканом меньше чувствовались танины, вкус дольше сохранялся во рту, с легкой древесной нотой и послевкусием смородины.
Джимми верил им на слово: он больше не пил спиртного. Каждодневные упражнения усилили его магнетический дар, но он не мог управлять им настолько, чтобы получить желаемый результат. Когда, например, он так же сосредотачивался на куске хлеба, хлеб от этого только черствел, а вот гнилая вода под действием его биотоков становилась чище — анализ показывал значительное уменьшение содержания бактерий.
— Мы уже знаем, что он творит чудеса, — нетерпеливо восклицал епископ Гивенс, — довольно его тестировать! Надо изучать источник, а не работать на результат! Иначе вы превратите его в штатного медиума, пси-феномен, и только! В чем состоит наша миссия, наш долг? Воссоздать в нем духовность, возродить мистицизм!
— Не отдавая приоритета какой-либо одной формемистицизма, — уточнил раввин Ходорович, заведующий отделом восточных языков в Государственном департаменте.