Тревогой скованы, мы если говорили,
То лишь вполголоса, что было непривычно.
За исключением Матфея все собрались.
Явился Иоанн чернее ночи,
Пришел и молча сел, потупив очи...
Да мы к нему совсем не обращались.
Наверное, он ждал от нас укоров,
Сварливых разбирательств, разговоров,
Но все за день так здорово устали,
Что упрекать его, понурого, не стали.
Был и учитель обессилен очень.
С момента, как покинули мы город,
Он не сказал ни слова. Только к ночи
Поднялся и пошел один на гору.
Он тихо опустился на колени
И стал молиться. В лунных переливах
Причудливо игривой светотени
Он выглядел ужасно сиротливым.
Возможно, что поэтому мы трое,
Иаков, Петр и я, за ним поднялись,
Присели рядом в сумрачном настрое
И долго так в молчанье оставались,
Пока учитель к нам не повернулся
И не сказал нам с облегченным вздохом:
"Спасибо вам, что в час, когда мне плохо,
Вы здесь со мной". Он тихо улыбнулся.
"Учитель! - Петр воскликнул, - если надо,
Ты только прикажи мне, вечно буду
Я за тобою следовать повсюду,
С тобою неотступно буду рядом".
"Ну что ты, Петр, не нужно слов высоких,
От них бывает очень мало проку,
Ведь мне достаточно и ваших молчаливых
Сочувствующих взглядов терпеливых.
Я черпаю в них силы, в ваших взглядах
Я вижу и любовь, и уваженье,
И нежное тепло ко мне. Вы рады
Себя отдать высокому служенью.
Но жизни, думаю, вам отдавать не стоит.
Поэтому прошу я вас оставить
Меня на завтра одного. Устроит
Ли это вас, не знаю, я не в праве
Вас подвергать опасностям и риску.
Я ж возвращаюсь в город и предстану,
Коль нужно будет, пред судебным сыском -
Я не хочу быть символом обмана.
Уход наш скорый очень был похожим
На бегство из-под стен святого храма.
Быть обвиненным в трусости - негоже,
Но я другого опасаюсь срама -
Ведь скажут: Иисус из Назарета
Был трус и лгун, а значит те идеи,
Что были сутью его нового Завета,
Бредовые и глупые затеи.
Я помолился, обратился к Богу
И попросил придать нам в укрепленье
Сил, твердости и мужества, немного
Его могущественного расположенья.
Молитва помогает в лучшем виде
Мне разобраться в чувств моих букете".
"А как молиться, подскажи, учитель?"
"Молитесь просто, - Иисус ответил. -
"Отец небесный, да святится Имя,
С Которым на земле наступит царство,
Твоя где воля встанет над другими;
Дай хлеб насущный, не нужны нам яства;
Прости долги нам, как прощаем сами
Мы должников своих открытыми сердцами;
Не искушай, избавь от всех лукавых;
Пусть в царствии Твоем пребудет слава.
Аминь". - Вот так. Не нужно многословий,
Излишних просьб, слезливых излияний
И выставленья всяческих условий
Пред Господом взамен своих деяний".
Учитель встал с колен. И все мы встали.
Была прекрасна ночь своей прохладой,
Взгляд красотою радовали дали,
Посеребренные луной подслеповатой.
Но мы спускались с Елеонской горки
Такие ж невеселые, как были,
Пейзажи чудные совсем не подсластили
Нам будущих несчастий привкус горький.
Глава 14
Глава 14
Матфей пришел к горе уже с рассветом,
Уставший, весь взъерошенный, одетый
В чужую рваную и грязную хламиду,
В глазах безумие, нос и губа разбиты.
Но не успели мы его приходу
Как следует порадоваться, сразу
За ним явилось множество народа,
Как видно посланного по приказу
Первосвященников, старейшин и всех прочих,
Кто властвует по дедовским законам,
Кому наш Иисус мозолил очи
Своим несоответствием канонам.
Матфея выследили, ибо как иначе
Могли они узнать, что ночевали
Мы под горою Елеонской. На удачу
Они бы нас так быстро не сыскали,
Все эти фарисеи, саддукеи,
Приверженцы течений всех истоков,
Объединенные сейчас одной идеей:
Покончить с не угодным им пророком.
Хотя у некоторых с самого начала
Чесались руки, чтоб побить каменьем
Любого, на кого б ни указала
Рука начальствующая одним движеньем,
Вначале окружившие нас люди
Враждебности своей не проявляли,
В преступной ереси и зле не обвиняли,
Но я-то знал, что долго так не будет.
Начнут выспрашивать, намеренно стараясь
Двусмысленностью заданных вопросов
Сбить с толку нас, нимало не смущаясь,
Что под запутанностью спрятана угроза.