С той минуты, проведенной во мраке палеохристианской подземной церкви Сан-Крисогоно, Мэделин Брюэр избегала взгляда Лео Ньюмана.
Голос в телефонной трубке, неприятно-знакомый голос, слегка насмешливый и отчетливо порочный.
— Можно повидаться с тобой? Есть разговор. Тебе же не сложно?
— Здесь, в моей квартире?
— Где угодно. — Сквозь открытое окно влетают крики стрижей и отдаленный рев машин, катящих по Лунготевере. В серых стенах своей квартиры он покрывается потом.
— Как хочешь, — говорит Лео.
— В квартире. В логове льва.
Она пришла в половине одиннадцатого утра. Из окна он видел, как она идет по тротуару на противоположной стороне улицы. Она начала переходить через дорогу, остановилась на островке в потоке автомобилей и мельком взглянула на Палаццо Касадеи прямо перед собой, ожидая перерыва — отлива бушующего транспортного моря, — чтобы преодолеть разделявшее их расстояние. Автобус остановился и извергнул пассажиров. Она нырнула в толпу, маленькая женщина в голубой юбке, изящных туфлях и красной куртке, такая уверенная и решительная. Широкая, слегка мужеподобная походка. Он наблюдал, как она исчезает в его подъезде.
Страх? Отнюдь. Куда менее определенное чувство — смятение. Удушливый прилив паники. Легкое омерзение оттого, что ему снова предстоит вдохнуть ее запах, ощутить ее присутствие, услышать ее нежный голос. И еще — нетерпеливое ожидание, ожидание без повода и объекта, просто нетерпеливое ожидание конца.
Войдя, Мэделин извинилась, хотя было непонятно, за что именно она просит прощения. Она рассеянно оглянулась и швырнула куртку — кроваво-красную, как кровоподтек, как тромб — на спинку кресла, которое они с Джеком ему подарили, и сказала, что ей не хотелось бы отвлекать его. Тем временем Ньюман суетился вокруг нее: придвигал стул, предлагая сесть, извинялся за то, что стул неудобный второпях варил кофе на электроплитке в узкой кухоньке. Глупость, конечно, но ему действительно было стыдно за свою комнату, за заурядную мебель и жалкие пожитки. Раньше он ими гордился; точнее, гордился их малочисленностью.
— Прости меня, — повторила Мэделин, беря чашку кофе. — Наверное, с тобой это постоянно случается.
— Что?
— Ну, люди изливают тебе душу.
— А ты сейчас занята именно этим?
Она, рассмеявшись, отвернулась, покраснела и принялась искать предмет, на котором можно было бы остановить взгляд (что было весьма нелегко, учитывая аскетичную бедность обстановки).
— Тебе нужно поставить здесь цветы. Я тебе принесу. Этой квартире недостает яркости.
— Женской руки?
— Можно и так сказать. Надеюсь, цветы не вызывают у тебя отвращения. — Она встала со стула, не успев толком усесться, отошла к окну и, пригнувшись, выглянула наружу. Дернула занавеску, зачем-то коснулась оконной рамы. — Сейчас между нами — мутное стекло, — пробормотала она. — Тогда мы стояли лицом к лицу…
— Почему цветы должны вызывать у меня отвращение?
— Разве у тебя нет аллергии на подобные вещи в твоем мире самоотречения? — Мэделин чуть скривилась. Ее лицо отражалось в окне; он видел и само лицо, и нечеткое, молочное отражение. — Извини. Я сама напросилась в гости, а теперь еще и грублю. Начнем с того, что я вообще не уверена, стоило ли мне приходить сюда. Я хочу поговорить о Джеке, о нашем с ним браке, но я сомневаюсь, что ты подходящий собеседник. Мне нужен приходский священник. У приходского священника, скорее всего, не будет схожего личного опыта, но он уже выслушивал подобные проблемы тысячу раз. В этом ведь и состоит задумка, правильно? Тогда как ты… — Лео позволил ей выговориться. Слова лились сплошным потоком, балансируя между дружеской беседой и исповедью. — Ты когда-нибудь думал о женитьбе? Это хамство с моей стороны — спрашивать об этом… Может, ты не интересуешься… ну, женщинами. Я перепутала время. Может, ты не интересовался ими. Мы ведь об этом уже говорили, помнишь? Ее, кажется, звали Элиза? В любом случае, я сую нос не в свое дело. Но я интересовалась мужчинами, что, по-моему, вполне очевидно. Интересовалась одним мужчиной, как и подобает приличной девушке-католичке. Конечно, у меня было несколько любовников до Джека. Но сейчас я утратила к своему мужу всякий интерес.