Ланге молчал.
- Зависит, думаю, от того, кого Сита больше винит в своей смерти. Если меня, это будет мой сын, если Джоанну - Яна или Нэйя. Дочь убивает маму, глядя ей в глаза. Твой ребёнок до смерти тебя ненавидит. Хорошая месть, правда?
Ланге ничего не ответил.
- Эпическая. Хвостов не останется, я уверен. И Нэйя скоро погибнет. Она, её муж-террорист и дитя. Нэйя беременна. Я уже вижу, как всё случится. Ядо, её наставник, дряхлеет, и кровь такого младенца могла бы ему помочь. Он потребует новорождённого себе в жертву. Родители попытаются защитить его и не смогут. Нэйя сильна, талантлива, но я её не доучил - война, потом смерть её брата - а Ядо не идиот, чтобы преподать предательнице и отцеубийце то, чем она бы могла прикончить его самого. Вот так. От нас пока осталась ровно половина, пятеро из десяти человек, но это поправимо... и будет поправлено, полагаю. - Он посмотрел в глаза Ланге. - Вас это не утешает?
- Вы за кого меня принимаете? - вспылил Ланге. - Это вы - ваша республиканская сволочь праздновала смерть Ситы - ...
- Я Вас не осудил бы. Напротив. Может, Вам этого хватит? Подумайте, Альберт: мы расплатились, и я, и моя жена, и сестра, и друг. Это не просто цепь несчастий - это месть за Ваше горе. Теперь Вы знаете. Может, возьмёте это - знание, что возмездие совершилось? Пусть это станет Вам утешением. Похороните Ситу, предайте тело огню. Вы старик, Вам не очень долго осталось - вы и так скоро будете вместе. Хорошо вам там не будет, но вы с ней встретитесь, это точно, и сможете остаться вместе навсегда. Никто вас больше не разлучит, даже Свет - Вы ведь его отвергли. То, что я рассказал Вам, не помешает, в аду Вы не будете от неё отличаться.
Ланге заплакал.
Джон проклинал себя.
Ланге стоял, отвернувшись к окну, и рыдал, беззвучно, горько.
- Может, Вам даже удастся её спасти, Альберт, - сказал ему Джон. - Если Вы - даже не сразу примете Свет, а просто не будете так его отвергать, с такой силой. Вы ведь не Свет ненавидите, а меня, Республику, нас. Свет на самом деле здесь ни при чём - как видите, он вовсе не на нашей стороне. Какое-то время мы были, наверное, на его стороне, пока не запачкали руки в крови. Если что-то и может вытащить душу из ада, это любовь.
Ланге вдруг перестал плакать и решительно вытер лицо платком.
- А Вы меня убьёте, если я не соглашусь?
- Вряд ли, - ответил Джон. - Я думал об этом, но... как-то не хочется. Если Свету не угодно возвращение Ситы из мёртвых, такой, как она теперь, он может и разразить Вас молнией, например. Инфарктом или инсультом. Прямо сейчас. - Он выждал секунду, две, словно давая Свету шанс последовать его словам. Ничего, разумеется, не случилось, Ланге не получил ни инфаркта, ни молний. - Не то чтобы мне надоело делать грязную работу. Просто Вы не грязь. Я Вас уважаю, Альберт, я Вас люблю. Можете в это не верить, но это так. Что бы Вы ни решили, я не причиню Вам зла.
Он помолчал и добавил:
- Убьёт Вас она, если Вы в самом деле её вернёте. Сожрёт, скорее всего. Буквально. Видели, как собаки трупы грызут? Вот так же. Мёртвые часто голодны, возвратившись к жизни. Они едят живых. И заражают, кусая - укушенный умирает и восстаёт как голодная нежить.
Джон поднял свой капюшон и пошёл к двери. В проёме он остановился.
- Сделайте одолжение, Ланге - хотя бы не здесь. Не на поверхности населённой планеты, где столько пищи для драугров. Если Вы решите всё-таки заняться некромантией, сделайте это на корабле. Или на станции на орбите звезды - чем дальше от гипертрасс, тем лучше. Тогда, если Вас съедят, я, может быть, успею вмешаться и предотвратить ещё одну гекатомбу. - Он поёжился, словно от холода. - Сообщите мне, где, если сможете пересилить своё недоверие. Это бы сэкономило жизни. Бывайте.
Ланге
Когда Йохан Риттер убрался, адмирал Рейха ещё долго сидел у постепенно гаснущего огня, бездумно исследуя пальцами ножку пустого бокала. Разговор выжал из него все силы, и Ланге чувствовал, что подняться не в состоянии. Ему ничего не хотелось, а в голове всё плыло и проваливалось куда-то, как в полусне. Но в то же время ему стало гораздо лучше, как в раннем детстве, когда случалось что-то болезненное и он плакал.