Спустя немного времени после начала поединка, и шаман-Гиена, и Хромой Носорог поняли, кто победит в этой далеко не мальчишеской драке. Гага, видя, как его ставленник раз за разом пропускает точно нацеленные удары противника, кипел от злости: идиот! Думает, если есть сила — ума не надо?! Вот и получит сейчас по полной программе! Так этому дураку и надо — глядишь, в следующий раз будет слушать его, Гагины, советы! Грам-Гварг, оценивая искусную защиту и точные удары Клика, с каждым выпадом юноши-Копья всё более убеждался, что из этого мальчишки вырастит великий воин — надо же! В пылу отчаянной драки, юноша, которому только-только исполнилось десять вёсен, не потерял хладнокровие! Силе и ярости противника успешно противопоставил выдержку и точность! И ведь — победит! Обязательно победит!
И Клик победил. Правда — оказавшись на грани поражения. Теряющий силы Гирх всё же сумел нанести ему такой страшный удар по голове, что выставленная навстречу палка лишь слегка отклонила палку противника — задев ухо, оружие врага сломало левую ключицу Клика. По счастью, проведя сокрушительный удар, торжествующий Гирх напрочь забыл о защите — палка юноши-Копья, описав замысловатую дугу, врезалась в правый висок противника.
Раздосадованный шаман-Гиена даже не подумал подойти к рухнувшему на землю Гирху — да пусть хоть сдохнет этот недоумок! — к поверженному силачу приблизился Грам-Гварг. Убедившись, что юноша жив, Хромой Носорог велел друзьям Гирха отнести пострадавшего в хижину шамана Огра. Туда же, в хижину старика-Оленя, ликующие друзья юноши-Копья повели жестоко избитого, окровавленного, однако держащегося на ногах Клика — победитель не меньше побеждённого нуждался во врачебной помощи.
НЕПРОМОКАЕМАЯ ОДЕЖДА
Пока Урс снимал шкуру с медведя, притихшая коза смотрела на юношу со священным ужасом: этот, признанный ею, вождь — всем козлам козёл! Ведь немногим больше её самой, а убил такую громадину! Чудовище, на которое (даже на мёртвое) страшно смотреть! Когда она почуяла обнюхивающего хрупкую преграду кошмарного зверя, то, будь такая возможность, немедленно бросилась бы наутёк, но, поскольку бежать было некуда, она, испуганно блея, заметалась по тесной пещере. Разбудив, по счастью, своего двуногого повелителя, который… от которого… нет! Не зря от этого юноши пахнет смертью! Да на его месте самый крупный козёл загнулся бы от страха! Да что — козёл: даже коза-мать рванула бы прочь без оглядки! А он… он…
…если бы козий ум мог вместить идею Высшего Существа, то, в отличие от девочки, Зорька обожествила бы Урса не в переносном смысле, а по-настоящему: как Владыку Жизни и Смерти. Но и без обожествления — за весь день, пока юноша снимал, распяливал и скоблил медвежью шкуру, коза лишь два раза решилась отойти от вожака их небольшого стада, чтобы наскоро перекусить в ближайших кустиках. Более того, волей-неволей часть могущества перенеслась с Урса на Пчёлку, что значительно повысило место девочки в глазах козы.
Первой перемену в поведении прирученного животного заметила Мара. Под вечер, когда была переделана большая часть неотложных дел — выскоблена шкура, вынуты сухожилия, вытоплено сало, на тонкие полосы порезано мясо — Пчёлка, запекающая обмазанный глиной медвежий окорок, обратилась к брату:
— Урсик, а Зорька в тебя влюбилась — ты не заметил? Ходит за тобой, как привязанная, не сводит глаз — вообще! Если бы умела говорить — стала бы напрашиваться в жёны.
— Конечно, Пчёлка, — пошутил укладывающий последний булыжник в возводимую им меж других дел преграду юноша-Леопард, — ты же сама произвела меня в великие герои. А герой — он для всех герой; для козы — тоже. Так, что — ничего удивительного.
— Нет, Урсик, — я серьёзно. Посмотри сам: Нарка прямо-таки ест тебя глазами. Будто ты её бог.
Юноша-Леопард нахмурился:
— Пчёлка, я тебе уже говорил, будь поосторожней с неземными силами. Не наделяй смертных потусторонним могуществом. Даже — в шутку.
— Ой, Урсик, я нечаянно! — покаялась Мара, — Совсем забыла! Прости, больше не буду…
— Ладно, Пчёлка, — примирительно отозвался юноша, — знаю, что — не нарочно. А Зорька, — заметив, что коза действительно не сводит с него глаз, Урс сходу истолковал его «обожание» бессловесной тварью, — знаешь, как испугалась утром? Ну, учуяв медведя. Ты сама проснулась, когда всё уже было кончено, и то — вспомни! — как перетрусила, а она? Ведь Нарка мою битву с медведем видела с самого начала — неудивительно, что до сих пор не может прийти в себя.