- Посмотри на меня, Гарпогар: разве я сейчас не счастливая?
- Глупая ты, как утка нетоптаная, - сказал он в сердцах. - Вот ты какая. Да разве знаешь ты, какие лица у девок бывают, когда их в первый раз до восторга поднебесного доведешь? А ты без этого хочешь весь свой век прокуковать...
- Значит, бог твой единый мне такую долю отмерил.
- Тю, скаженные, а они опять о боге! - кожаная дверная занавеска липко шмякнула о приворотное деревце - кувшин у Махиды был полон до краев.
Пряный запах терпкого вина поплыл впереди ее шелестящей юбки.
- Махида... - тихо и просительно проговорила Мадинька.
- Что? Опять тебе кружала твои? Ох, не доведут они тебя до добра, помяни мое слово... - она поставила кувшин возле постели и полезла в потайной сундучок. - И каким местом думал тот, кто тебя обучать замыслил... На!
Она протянула подружке зелененые обручи, и тут ее взгляд скользнул по окаменелому лицу сердечного своего друга, который лежал, стиснув голову руками.
- Да что ты с ним сотворила, злая жисть? - крикнула она, с размаху швыряя кружала об пол; раздался хруст - это одно из колец попало точно по драгоценному камню, венчавшему эфес Харрова меча, и распалось надвое.
- Ладно, хватит с меня заветов, - печально проговорила Мадинька и, не прощаясь, выскользнула вон.
- Споила-одурманила она тебя словесами мудреными, - запричитала хозяйка дома. - Ишь, глаза-то побелели...
- Уйди, а? - просительно промычал он. - Оставь меня на одну ночь, пока я с ума тут не стронулся...
- Как же!
Она плюхнулась рядом с ним на постель, положила его голову себе на колени и принялась гладить по белым его кудрям, не забывая другой рукой наливать одну чашу за другою, и так до тех пор, пока не забылся он тяжело и бездумно.
Наутро, с трудом продрав глаза, первым делом увидел посапывающую рядом Махиду, понял: в ее доме ему хозяином не быть. Значит, надо зарабатывать свой.
С луками да стрелами провозился он много долее, чем ожидал, - руки у него были хоть и искусные, да не про деревянное дело. И на двор к аманту ходить перестал, пока не сварганил три лука: для себя - здоровенный, а для амантовой ребятни - словно как игрушечные. Несколько раз ходил в рощу подалее, пристреливался тупой лучиной. Наконец выбрал три наконечника поплоше и увел на целый день наследников, к делу приспосабливать.
А вот тут он и не ожидал, что они окажутся такими прыткими - может, помогло то, что на кряжистом столетнем стволе нарисовал угольком тупое свинячье рыло, в которое целить было одно удовольствие. Дни летели быстро, как оперенные лебедиными перьями стрелы, и вот наконец Харр заявился к Иддсу с плоским коробом за плечами.
- Куда подаваться надумал? - равнодушно осведомился амант, словно виделись они не далее как вчера.
- Да на ужин к тебе. Стеновой! Позовешь ли?
- Считай, что напросился.
- А ежели я двоих своих сподручных прихвачу?
Иддс поднял бровь:
- Что-то охамел ты, как бирку я на тебя навесил. Ну и кого?
- А наследников твоих.
Вот тут уже амант удивился по-настоящему:
- Вы там что, вместо науки ратной шутки шутили в роще-то?
- Шутки кончились, воин-слав. Зови детишек.
Брат с сестрой вошли степенно, поклонились, точно званые на чужой пир. Сели. К блюдам почти не притрагивались, на Харра не косили - словом, вели себя так, что в который раз подумалось: от таких не ушел бы, ежели б свои такими удались. Наконец подали на блюде поросенка, зажаренного на вертеле; тут уж Завка не выдержала, стрельнула рысьим глазом на своего наставника. Тот нахмурился: а вот такого уговора не было. Отставить, значит. Завка, знавшая о предстоящем визите Харра и с вечера улещивавшая кухарей, чтоб побаловали свининкой, капризно надула было губки, но тут Харр поднялся, потянувшись за своим коробом:
- А что, воины мои малые, не потешить ли нам аманта-батюшку, так сказать, на сладкое?
Амант и тут бровью не повел - ждал сдержанно, несуетливо. Харр повел его на ратный двор, а стражей попросил на время убраться из дому. Иддс и тут промолчал. Завл нырнул куда-то в угол, достал припасенное на этот случай чучело. Отставил к супротивной стене. Когда гость начал вытаскивать из короба невиданные на всем Многоступенье луки, амант не выдержал - вытянул шею и подлез Харру под локоть. Тот усмехнулся:
- Ну что, с тридцати шагов сможешь положить недруга?
- Копьем.
- Сам говорил: копье мимо просвищет - и нет его, безоружен ты.
Амант не дурак был, уже понял, что к чему. Сопел на весь двор.
- Ну, теперь гляди! - сказал Харр.
И было аманту на что поглядеть. Три стрелы вошли в травяной мешок, на котором была нарисована усатая рожа; три - где положено быть сердцу, желчи и вздоху. Отступил. На место его встал отрок, старательно прицелился, и из трех стрел две-таки вмазал прямо под намалеванные усы. Уступил боевой рубеж сестренке. Она, правда, на пяток шагов подошла, но, почти не целясь, угодила в глаз - и в бою, и в поединке честном такая рана вывела бы противника из строя, а ежели стрела заговореная или ядом опоеная, то и совсем из жизни. И это ручонкой дитячьей-то!
Харр, усмехаясь, глянул в лицо аманту - слюнки-то не потекли? Пока нет, но были готовы.
- Так, - сказал амант. - Оружье тут оставьте и подите пока прочь.
Наследники, поклонившись, вышли.
- Похвалил бы...
- Успею. Сколь многие знают про это?
Харр молча поднял руку, показав четыре пальца.
- А девка твоя?
- Виноват. Как ладил - видала, а вот для чего, вряд ли догадалась.
- Да коваль, что наконечники мастерил... Понятно теперь, почто они за тобой охотились. Поняли, что дело это оружное, новое. Все тонкости хотели из тебя вытянуть. Вместе с жилами, разумеется.
Рыцарь поежился, вспомнив несчастную мудродейку. От того, что в Серостанье тамошний зверь не синье производил, а серь-серебрень, ему было бы не легче...
Иддс принялся чесать грудь, на которой от носимой почти постоянно дырчатой кольчужки отпечаталась красная сетка.
- Выберешь десяток воинов, у кого рука потверже, а язык покороче, заключил он. - Натаскивать будешь тут же, а за стенами моими - ни-ни. Мастерить будешь так, чтоб я видел, горницу тебе отведут.