- В чем дело? - быстро спросил обережник, и, хотя он стоял спиной к свету, глаза его полыхнули темным блеском вороненого металла.
Харр пожал плечами. Всем нутром он чувствовал какое-то громадное, звенящее напряжение, точно натянулась невидимая тетива, и малейшая ложь могла оказаться на этой тетиве смертоносной стрелой.
- Да наверху было как-то покойнее... - с подкупающей искренностью признался Харр.
Глаза м'сэйма странно расширились и еще жестче блеснули металлическим отсветом, словно он в один миг вобрал в свою память стоящего перед ним человека со всеми его потрохами.
Харру не раз приводилось видеть в лесной чащобе свечение волчьих глаз, так вот те были как-то живее... Хотя, как говаривал Дяхон (надо же, сразу и все воспоминания вернулись!), все путем: у верховного м'сэйма обережник должен быть хоть наполовину ведьмаком. Или сибиллой.
- Наверху ты был таким, как все, - четко проговорил обережник. - Здесь ты такой, какой ты есть сам по себе.
Он повернулся и неспешно пошел к стоящему у противоположной стены креслу, на ходу расстегивая и роняя на пол пояс, а за ним и балахон - все это осталось лежать под самой лампой. Оказался он в коротких темных штанах и просторном жилете, наброшенном на голое тело. Великолепно сложенное тело, между прочим. Зачем это? Чтобы Харр увидел, что на нем нет никакого оружия? И все-таки он был по-здешнему легковесен, и даже вооруженного добрым ножом Харр одолел бы его голыми руками.
- Сядь, - коротко велел он, опускаясь в кресло как-то боком.
Харр усмехнулся и сел в свое кресло, только на подлокотник.
В смуглом широкоскулом лице м'сэйма было что-то непривычное - а, вот в чем дело: все пустынники, кроме молодых и посему безбородых, здорово пообрастали диким волосом. Этот же был гладко выбрит. Темные волосы его подхватывал какой-то шишковатый обруч. И никаких рабских браслетов или ошейников.
- Мне сказали, что ты и твои соплеменники чтут единого бога, - не спрашивая, а утверждая, проговорил м'сэйм.
Вопроса не было, по Харр все-таки кивнул:
- Да.
- И этот бог - солнце.
- Да.
- Где же лежит твоя земля?
Харр старательно сложил слова в предельно правдивый ответ:
- Я родился там, где солнце стояло прямо над головой.
Вопрошавшего такой ответ удовлетворил.
- И долго ты шел сюда?
- Всю жизнь, - и это снова было правдой.
- Если у тебя уже есть свой бог, то зачем ты пришел к нам?
Харр постарался, чтобы его вздох был как можно незаметнее:
- Я ищу единого бога для другого человека.
- Для женщины?
- Мог бы сам догадаться. Она ведь не может сама прийти сюда.
- Это - твоя возлюбленная?
На сей раз пауза затянулась. После долгих дней какого-то бездумного затмения памяти было легко заглянуть в собственную душу, и все-таки ответ пришлось взвешивать и выверять. Наконец он разжал губы:
- Нет, - и опять-таки это было правдой.
М'сэйм шевельнулся, словно хотел подняться и подойти к Харру поближе:
- Скажи, а почему она не приняла твоего бога?
Тут он почувствовал себя свободнее:
- Да хрен их разберет, этих баб! Им бы такого боженьку, чтобы облапить да почмокать. Навроде птенца лесного.
- Мужчины, как я наблюдал, придерживаются такого же мнения, - как бы про себя отметил обережник. - Скажи, а кроме нее встречал ли ты людей, которые верили бы в приход нового бога, единого и истинного?
- Насчет веры не знаю, а вот желание имеется - поговорить по душам, так у каждого второго. Ей-ей, не вру.
- Я вижу. И что, никогда не врешь?
- Да ты что, блаженненький? Как же без лжи жизнь прожить?
Тут на месте м'сэйма любой другой усмехнулся бы, но тот остался невозмутим. Деревянный он, что ли?
- Но вот что я тебе скажу, - доверительно продолжал Харр, - на самом-то деле никому из них бог не нужен. А желателен: кому - верный кусок хлеба, кому - власть безраздельная, кому - дитятко малое. Дай каждому по мечтаниям его - и на фиг им твой Неявленный!
М'сэйм оперся локтями о колени, ладони сложил лодочкой. Проговорил медленно и глухо, словно читал собственные сокровенные мысли, которые ему самому только-только открылись:
- Бог приходит на землю грешную не тогда, когда он нужен людям. Он на краткий срок являет себя, чтобы бросить в мир семена мудрости, дабы сплотить и возвысить род людской перед лицом той смертной беды, которая обрушится на потомков их лишь через многие годы. И горе человецам, ежели не узнают они бога единого...
- Во-во, - подхватил Харр, - а ну как действительно не признают они твоего Неявленного, когда он Явленным станет?