Связь эта представлялась более чем зыбкой, однако в действительности — порукой тому действия Адамсона и других причастных к делу людей — она была прочнее стали. Прочна настолько, что из-за нее их уже не раз пытались убить.
Спуск завершился, и теперь подземная тропа вела, петляя, через огромные пространства, вряд ли заслуживающие исполненного романтической таинственности названия пещер или каверн. Складывалось впечатление, что какой-то рукав реки Уинтер в прежние времена промыл в известняке проход, редко оказывавшийся шире чем в размах рук. Правда, вдоль тоннеля то здесь, то там попадались сталактиты, сталагмиты и глыбы сросшегося камня, но в глазах Финн, бывавшей на подземных раскопках гробницы майя, «Пещеры чудес» у Рутгерс-Блаффа никак не оправдывали свое претенциозное название. Так, мелкая показушная достопримечательность, приманка для проезжих, недотягивавшая по классу, скажем, до гигантского бетонного яйца, которое она когда-то видела в Ментоне, Индиана, или арканзасского бетонного Иисуса высотой с семиэтажный дом. Что в этом нелепом, захолустном аттракционе могло повлиять на исход Второй мировой войны или заинтересовать кого-нибудь в Ватикане? Абсурд!
— Здесь! — проговорил Хилтс.
— Что? — отозвалась она, остановившись, когда его голос оторвал ее от размышлений.
Он выключил фонарик. Неожиданно узкая сводчатая пещера, в которой они находились, ожила зелеными светящимися образами.
— Светящиеся в темноте брелоки для ключей, — пробормотал Хилтс.
Иисус с выпученными, как у лягушки, глазами смотрел вниз со сталактита. Дева Мария молилась у каменного озера. По потолку плавали рыбины с зубами как у акул и хвостами как у гуппи. Нагорная проповедь была представлена грубой росписью по шероховатому, с выемками и выпуклостями камню — глазевшими лицами, хоругвями и цитатами из Священного Писания.
— Вроде «Дома с привидениями» в парке «Мир Диснея», — сказала Финн. — Только в роли привидения здесь выступает Бог.
— Сущий кошмар! — охарактеризовал Хилтс увиденное, и они поспешили дальше, в следующую пещеру, оказавшуюся размером с предыдущую и выглядевшую столь же гротескно.
На неровном, волнистом каменном потолке на манер огромного летящего стола для пикника была намалевана «Тайная вечеря». Апостолы, херувимы и облака, Иуда, больше похожий на Дракулу, и извилистые надписи, обозначающие речь, — дурной сон Уильяма Блейка. Безвкусно, бесталанно и неумело, как по замыслу, так и по исполнению. Христос, смотрящий не направо, а налево. Симон Зилот, не лысый, а длинноволосый, перед Христом какая-то современная чашка. И тринадцать апостолов вместо двенадцати.
А вот это уже интересно, подумала Финн. Даже плохо образованный и не слишком религиозный, лишь поверхностно знакомый с христианством американец прекрасно знал, что апостолов было двенадцать, хотя назвать их всех по именам смог бы, скорее всего, только богослов или священник. Сама Финн, специализировавшаяся на религиозном искусстве Возрождения, и то не была уверена, что вот так, с ходу сможет их вспомнить, но сейчас, уставившись на безобразный, огромный накрытый стол, плававший на отсыревшем каменном потолке, начала мысленный отсчет слева направо. Варфоломей, Иаков Младший, Андрей, Иуда Искариот, Петр и Иоанн (или Мария Магдалина, если ты поклонник Дэна Брауна), далее Иисус Христос, Фома, Иаков Старший, Филипп, потом Матфей, Иуда Фаддей и, наконец, Симон Зилот. Но кто же тринадцатый, тот, чья фигура маячит сбоку и чуть позади Симона на этой жуткой пародии на всемирно известное живописное произведение, давшее почву для чуть ли не столь же знаменитого литературного опуса. Она присмотрелась повнимательнее. На сыром, еще более склизком от дождя камне был изображен бородатый мужчина, одна рука которого свисала вдоль туловища, а вторая была поднята и указывала на… на что?
— Видишь последнюю фигуру справа?
— Ту, что указывает?
— Именно.
— Ну и что в нем такого?
— На что он указывает конкретно? Ты можешь сказать?
— Кажется, вон туда, в угол, — ответил Хилтс, посветив фонариком.
Похоже, в свое время там струился водопад из сильно заизвесткованной воды, а когда она схлынула или ее откачали, у стены осталось что-то вроде нароста в виде известкового каскада.
— Я хочу посмотреть. — Финн скользнула под поручень, ограждавший дощатый настил экскурсионной тропы, и осторожно ступила на влажный каменный пол пещеры.
От воды под ногами потянуло холодом. Сейчас ей только поскользнуться не хватало.
— Зачем?
Она и сама не могла с уверенностью ответить на этот вопрос, но поняла, что вдруг ощутила зов далекого детства. Волнующее желание открыть тайную дверь в платяном шкафу и оказаться в Нарнии, войти в Хрустальную пещеру Мерлина или в телефонную будку доктора Кто в «Зеленом городе» Рэя Брэдбери, которая, насколько она помнила, тоже находилась в Иллинойсе.
— Ты знал, что всю эту часть Иллинойса называют Маленьким Египтом, хотя почему — никому неведомо? — спросила она, и ее голос разнесся эхом.
Финн старалась держаться в конусе света от фонаря Хилтса, а еще прилагала все усилия к тому, чтобы не поскользнуться на мокром камне.
— Нет, даже не слышал, — ответил Хилтс, тоже сойдя с деревянного настила.
— Некоторые говорят, это из-за того, что в голодную зиму тысяча восемьсот тридцатого — тридцать первого годов Южный Иллинойс поставлял больше всех зерна. Другие считают, будто слияние Миссисипи и Миссури напоминает дельту Нила. Так или иначе, по какой-то причине здесь очень много египетских названий. Каир, Карнак, Донгола и Фивы. Даже Мемфис, если немного расширить территорию. Там, кстати, есть гигантская стеклянная пирамида над стадионом.
— Что-то я не врубаюсь.
— Ну скажи, если ты католик, где ты хранишь свечи?
— Со всеми остальными свечами, — ответил он.
— Именно, — сказала Финн.
Она приблизилась к каменному каскаду и обогнула его с одного края.
— Что «именно»? — спросил Хилтс, осторожно подойдя к ней сзади.
— По-моему, я нашла это, — прошептала она.
— Да что «это»?
— Свечу.
Девушка переместилась на два фута вправо и исчезла у него на глазах. Хилтс недоумевающе вытаращился, водя фонариком по похожей на окаменевший водопад глыбе древнего камня. Никаких следов!
— Где ты?
— Прямо перед тобой, — произнес ее бестелесный голос.
Неожиданно она снова очутилась перед ним: луч фонарика озарил сверкающие воодушевлением глаза и мокрые волосы.
— Как ты это сделала?
— Это же «Пещеры чудес», а не что-нибудь. Чудо.
— Покажи мне.
— Дай мне свет и возьми мою руку.
Он вложил ладонь в ее руку и пожал. Она пожала в ответ, и Хилтс вручил ей фонарик. Неожиданно пещера погрузилась в кромешный мрак. Она потянула его за руку, и он скользнул с ней за каменный занавес.
Хилтс оказался в тесной щели, непосредственно позади завесы из оплывшего камня, настолько тесной, что он чувствовал спиной твердую сырую скалу. В какой-то жуткой расщелине, каменной кишке.
— Ну ничего себе!
— Все в порядке.
В тесном пространстве эхом раздался щелчок, вправо ударил луч света, и он увидел идущий в том направлении узкий коридор. Такой узкий, что в нем не было места развернуться.
— Ты шутишь.
— Пошли.
Она стала протискиваться по проходу, и ему ничего не оставалось, как последовать за ней или остаться в полной тьме. Беда в том, что чем дальше он продвигался, тем сильнее ему становилось не по себе. В голову лезли самые неприятные мысли о землетрясениях, обвалах, грязевых потоках, затоплении усилившимся дождем и прочих нерадостных перспективах. Что-то в духе Фрейда — Юнга — Стивена Кинга; сродни детскому страху быть погребенным заживо или тому легкому мандражу, который испытывает почти каждый, когда поезд заезжает в скальный тоннель.