«Хлеб наш насущный дай нам на сей день»
Выражение «хлеб насущный» прочно вошло в лексикон современного человека в смысле повседневной пищи, необходимой для жизни. В русском языке слово «насущный», означающее «жизненно необходимый», «важный», появилось исключительно благодаря молитве «Отче наш» в ее славянской версии. Во многих языках такого слова нет вообще, и греческое έπιουσιος в словосочетании «хлеб насущный» передается при помощи слов «повседневный», «дневной» (лат. panis quotidianus, фр. pain quotidien, англ. daily bread).
Между тем, точное значение этого слова является предметом споров на протяжении многих веков. В классическом греческом языке такого слова нет вообще. Арамейское слово, которое переведено при его помощи, неизвестно, и все попытки его реконструировать носят гипотетический характер[411]. Сочетание приставки έπι- (на-, над-) с существительным ουσία
(сущность, существование, содержание, имущество) может быть понято в нескольких смыслах. Если понимать ουσία как «содержание» или «имущество», – в таком смысле это слово употреблено, например, в рассказе о женщине, издержавшей все «имение на врачей» (Лк. 8:43), – тогда έπιουσιος можно понимать как «необходимый для существования». Если же под термином ουσία понимать «сущность», как это свойственно греческой патристике, то буквальный перевод был бы «надсущностный», или «сверхсущностный».
Исходя из смысловой близости рассматриваемого термина к выражению ή έπιοΰσα, означающему «завтрашний день», можно было бы перевести прошение из молитвы Господней как: «хлеб наш завтрашний дай нам сегодня». Термин также близок к понятию έπί τήν οάσαν ήμέραν, означающему «на сегодняшний день». Наконец, интерпретация термина может быть связана с понятием το έπιόν, означающим «будущее»: в этом случае «хлеб наш насущный» превратился бы в «хлеб наш будущий»[412].
Многообразие толкований термина «насущный» отражено в святоотеческой традиции. «Что значит хлеб насущный? Повседневный», – утверждает Иоанн Златоуст[413]. Григорий Нисский толкует «хлеб насущный» как «сегодняшнюю потребность» или «телесную потребность», подчеркивая, что мы должны просить у Бога только самого необходимого и только на один день[414].
С другой стороны, уже в III в. получает распространение толкование, согласно которому «хлеб насущный» – это хлеб евхаристический, то есть Тело Христа, преподаваемое верующим в Евхаристии. Это толкование вытекает из зафиксированного с самой глубокой древности обычая произносить молитву «Отче наш» на евхаристической литургии перед Причастием. Наиболее пространно на эту тему рассуждает Ориген:
Так как многие держатся того мнения, будто в этих словах нам предложено молиться о хлебе телесном, то дело стоит того, чтобы в последующем показать лживость этого мнения и развить правильное учение относительно насущного хлеба… Так как в Писании всякая пища называется хлебом… и так как слово, служащее пищею, разнородно и разнообразно, потому что ведь не все могут быть питаемы твердыми и труднопостигаемыми Божественными учениями, то поэтому-то Он, желая предложить более совершенным приличествующую борцам пищу, и говорит: «Хлеб же, который Я дам, есть Плоть Моя, которую Я отдам за жизнь мира» (Ин. 6:51)… Эта Плоть Христова есть потому истинная пища; она соделалась Плотью в качестве Слова… «И Слово стало Плотию» (Ин. 1:14). Когда мы вкушаем от нее, тогда она и в нас обитает (Ин. 1:14)… Последуем поэтому наставлению нашего Спасителя и, пребывая в вере и праведной жизни, будем молить Отца о живом Хлебе, который то же, что и хлеб насущный…[415]
Ориген далее входит в подробное исследование происхождения слова έπιουσιος. Он отмечает, что это слово «ни у греческих писателей, ни у кого не встречается, ни в языке обыденного общения не употребляется, а образовано, кажется, самими евангелистами». Оно образовано от термина «сущность» (ουσία), при помощи которого обозначается первооснова всего материального мира. Эта первооснова, по мнению Оригена, имеет духовную природу. Поэтому, подобно тому, как материальный хлеб при переваривании переходит в сущность тела, точно так же небесный хлеб сообщает «нечто от своей силы» тому, кто от него питается. Из всего сказанного писатель делает вывод: «Насущный хлеб, следовательно, есть тот, который, духовной природе совершенно соответствуя и самой сущности будучи сроден, доставляет душе одновременно здоровье, благодушие и силу, а вкушающему от него сообщает нечто от собственного непреходящего бытия»[416].
413