Тьма, напротив, является универсальным символом зла и отсутствия Бога. Шеол (ад) мыслится как «страна тьмы и сени смертной, страна мрака», «где нет устройства, где темно, как самая тьма» (Иов. 10:21–22). Тьма и свет противопоставляются как два полярных начала – злое и доброе: «Когда я чаял добра, пришло зло; когда ожидал света, пришла тьма» (Притч. 30:26); «День тот да будет тьмою; да не взыщет его Бог свыше, и да не воссияет над ним свет!» (Иов. 3:4); «Стезя праведных – как светило лучезарное, которое более и более светлеет до полного дня. Путь же беззаконных – как тьма; они не знают, обо что споткнутся» (Притч. 4:18–19); «Восстань, светись, [Иерусалим], ибо пришел свет твой, и слава Господня взошла над тобою. Ибо вот, тьма покроет землю, и мрак – народы; а над тобою воссияет Господь, и слава Его явится над тобою» (Ис. 60:1–2).
При этом подчеркивается, что тьма не может победить свет, скрыть человека от лица Бога: «Скажу ли: может быть, тьма скроет меня, и свет вокруг меня сделается ночью? Но и тьма не затмит от Тебя, и ночь светла, как день: как тьма, так и свет» (Пс. 138:11–12). Более того, и свет и тьма призваны благословлять Господа (Дан. 3:70).
Символика света имеет особое значение в корпусе писаний Иоанна. Но и в синоптических Евангелиях, в частности, у Матфея, эта символика также присутствует, в том числе в Нагорной проповеди (Мф. 5:14–16). «Сыны света» в речи Иисуса противопоставляются «сынам века сего» (Лк. 16:8). Выражение «сыны света» не встречается в Ветхом Завете, однако встречается в Кумранских рукописях, где этим выражением обозначают себя члены общины ессеев; в этих же рукописях «сыны света» нередко противопоставляются «сынам тьмы»[452]. Аналогичное словоупотребление мы находим у апостола Павла: «Ибо все вы – сыны света и сыны дня: мы – не сыны ночи, ни тьмы» (Фес. 5:5).
Смысл слов «если свет, который в тебе, тьма, то какова же тьма?» можно передать следующим образом: если в человеке нарушено соотношение между светом и тьмой, если он утратил правильную систему координат, он уже не способен отличить добро от зла, сделать правильный выбор между богатством земным и небесным, между Богом и маммоной. Так образ светильника для тела становится связующим звеном между тем, что ему предшествовало, и тем, что за ним следует.
Не случайно, толкуя слова Иисуса о богатстве, Иоанн Златоуст обращается к образу тьмы. Этот образ помогает ему яркими красками описать людей, помрачивших ум земным богатством:
…Как находящиеся во тьме ничего не могут ясно разобрать и, когда увидят веревку, думают, что это змея, а когда увидят горы и дебри, умирают от страха, так и корыстолюбцы по своей подозрительности страшатся того, что для других кажется не страшным. Они страшатся бедности, или скорее, страшатся не только бедности, но и всякого незначительного убытка. Если потерпят какой-либо малый ущерб, то печалятся и сокрушаются гораздо больше, чем те, которые не имеют даже необходимой пищи. Многие из богачей, не снеся такого несчастья, даже удавились[453].
«Не можете служить Богу и маммоне»
Серию поучений, посвященных теме богатства земного и небесного, продолжают слова о невозможности служить двум господам – Богу и маммоне (Мф. 6:24). В параллельном месте у Луки говорится: «Никакой слуга (οΐκέτης) не может служить двум господам…» (Лк. 16:13). В остальном текст идентичен. У обоих евангелистов использован глагол δουλεύειν (служить), указывающий на рабский труд (от δούλος – раб).
Рабство было широко распространенным в древнем мире институтом. В Израиле рабство существовало со времен Авраама. Рабами становились иноплеменники, взятые в плен (Втор. 21:10) или купленные у окрестных народов (Лев. 25:44). В рабство можно было попасть по причине бедности (Лев. 25:39) или за долги (4 Цар. 4:1). Раба покупали за деньги – буквально «за серебро» (Быт. 17:12); он и воспринимался как имущество (букв. «серебро») своего хозяина (Исх. 21:20–21). Правовое положение рабов в Израиле регулировалось законом, который вносил некоторые ограничения во власть над ними хозяев (Исх. 21:1-11, 21, 26–27; Лев. 25:39–55).
Иисус не оспаривал рабство, как не оспаривал другие существовавшие в Его время социальные институты. Ранняя Церковь также не оспаривала этот институт. Апостол Павел призывал рабов повиноваться господам «со страхом и трепетом», «служа с усердием, как Господу, а не как человекам» (Еф. 6:5–7). Он считал, что каждый должен оставаться в том звании, в каком призван, однако советовал рабу сделаться свободным, если это для него возможно (1 Кор. 7:20–24). При этом он подчеркивал, что в Церкви нет ни раба, ни свободного, но все – одно во Христе Иисусе (Гал. 3:28).
453