Слово «святыня» (евр. ^τρ qodes) в Ветхом Завете употреблялось, в частности, в отношении жертвенного мяса. Об овне, которого приносили в жертву при поставлении в священники, говорится: «…Пусть съедят Аарон и сыны его мясо овна сего из корзины, у дверей скинии собрания, ибо чрез это совершено очищение для вручения им священства и для посвящения их; посторонний не должен есть сего, ибо это святыня; если останется от мяса вручения и от хлеба до утра, то сожги остаток на огне: не должно есть его, ибо это святыня» (Исх. 29:32–34). Однако термин «святыня» имел и более широкое применение: святыней называли остатки хлебного приношения (Лев. 2:3, 10; 7:12), жертву за грех и жертву повинности (Лев. 6:17, 25, 29; 7:1, 6), жертвенник (Исх. 29:37; 30:10; 40:10) и его принадлежности (Исх. 30:29), миро священного помазания (Исх. 30:31–32) и другие предметы, которые посвящались Богу. Золотая дощечка с надписью «Святыня Господня» изготовлялась для ношения священниками (Исх. 39:30–31).
Жемчуг в Ветхом Завете воспринимался как символ самого драгоценного, чем может владеть человек. В Книге Притчей Соломоновых о мудрости говорится, что она «лучше жемчуга, и ничто из желаемого не сравнится с нею» (Притч. 8:11), а о добродетельной жене – что «цена ее выше жемчугов» (Притч. 31:10). Жемчуг в древности добывался с большим трудом. Об этом в VII в. свидетельствует Исаак Сирин, который был с юности знаком с ремеслом ныряльщика:
Если бы в каждой устрице ныряльщик находил жемчужину, тогда всякий человек быстро разбогател бы. И если бы ныряльщик тотчас добывал жемчужину, и волны не били бы его, и акулы не встречали бы его, не надо было бы ему задерживать дыхание до такой степени, чтобы он задыхался, и не был бы он лишен свежего воздуха, который доступен всем, и не сходил бы в глубины, – тогда чаще, чем ударяет молния, и в изобилии попадались бы жемчужины[467].
Буквальный смысл рассматриваемого нами изречения из Нагорной проповеди предполагал, что под святыней понимается жертвенное мясо: именно так, по-видимому, воспринимали это слушатели. Слова «не бросайте жемчуга вашего перед свиньями» являются смысловым расширением слов о святыне и псах. Слова «чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас» следует понимать как относящиеся не только к свиньям, но и к псам: напасть на человека и растерзать его могут скорее псы, чем свиньи, но и от тех, и от других нужно оберегать святыню.
Уже в первом поколении христиан данное изречение Иисуса стали понимать расширительно, распространив его на главную христианскую святыню – Евхаристию. Это понимание мы встречаем в «Дидахи»: «Пусть же никто не ест и не пьет от Евхаристии вашей, кроме как крещеные во имя Господне. Ибо об этом сказал Господь: “Не давайте святыни псам”»[468]. Афанасий Великий пишет: «Итак, жемчуга нашего – Пречистых Таин – не будем бросать перед людьми, подобными свиньям… Внемли же и ты, диакон; не давай недостойным порфиры Пречистого Тела, чтобы не подпасть тебе ответственности, не по законам гражданским, но по Владычнему слову»[469]. В том же духе слова из Нагорной проповеди толкует Иоанн Златоуст: «От того-то и мы, совершая таинства, затворяем двери и возбраняем вход непросвещенным – не потому, что мы признаём недействительность совершаемых таинств, но потому, что еще многие недостаточно к ним подготовлены»[470].
В приведенном тексте Златоуст ссылается на литургический обычай закрывать двери храма после начала Евхаристии. Этот обычай, от которого в современной литургии сохранился возглас «Двери, двери, премудростию вонмем», являлся лишь частью защитной системы, выстроенной ранними христианами вокруг Евхаристии и других таинств. В основу этой системы, получившей название «тайной дисциплины» (disciplina arcana), или «дисциплины тайны» (disciplina arcani), легло представление о том, что смысл Евхаристии недоступен лицам, не прошедшим оглашение и не принявшим крещение. В IV в. Кирилл Иерусалимский провел серию бесед для оглашенных, разъясняя им основы веры, но о Евхаристии начал говорить только после того, как все его слушатели приняли крещение, объясняя это тем, что ранее они были неподготовлены к тому, чтобы воспринять учение о таинствах[471].
Таким образом, в древней Церкви изречение из Нагорной проповеди воспринимали прежде всего как призыв оберегать Евхаристию от посторонних.
Но было и иное толкование: под свиньями и псами понимали различного рода лжепророков, еретиков и отступников. Это толкование восходит к словам апостола Петра:
469
470
471