Сравнивая служение Предтечи с миссией Иисуса, Иустин Философ говорит, что «Христос пришел к Иоанну, когда он сидел при реке Иордане, и положил конец его пророчествованию и крещению и Сам стал проповедовать Евангелие, говоря, что Царство Небесное приблизилось…»[653]. В историческом плане это не совсем верно, поскольку в течение некоторого времени, до заключения Иоанна в темницу, Иисус и Иоанн проповедовали параллельно. Но в духовном плане проповедь Иисуса действительно означает прекращение миссии Иоанна, пусть и не внезапное, а постепенное. Сам Иоанн сознавал это, иначе он не сказал бы: «Ему должно расти, а мне умаляться» (Ин. 3:30).
3. Притча о детях на улице
16Но кому уподоблю род сей? Он подобен детям, которые сидят на улице и, обращаясь к своим товарищам, 17говорят: мы играли вам на свирели, и вы не плясали; мы пели вам печальные песни, и вы не рыдали. 18Ибо пришел Иоанн, ни ест, ни пьет; и говорят: в нем бес. 19Пришел Сын Человеческий, ест и пьет; и говорят: вот человек, который любит есть и пить вино, друг мытарям и грешникам. И оправдана премудрость чадами ее.
Свое поучение об Иоанне Крестителе Иисус завершает небольшой притчей. Она имеется также в Евангелии от Луки. Текстуальные расхождения между двумя версиями притчи незначительны. У Луки (Лк. 7:31–35) несколько иначе сформулирован зачин притчи: «С кем сравню (букв. «кому уподоблю») людей рода сего? и кому они подобны? Они подобны детям…». Завершающая фраза в Синодальном переводе обеих версий идентична, однако в критическом издании она звучит несколько по-иному в версии Матфея: «И оправдана премудрость делами ее»[654]. Древним толкователям фраза известна именно в том варианте, в котором она присутствует у Луки[655]. Предположительно, «чадами ее» является изначальным чтением, измененным в рукописях Евангелия от Матфея под влиянием слов о «делах Христовых» (Мф. 11:2)[656].
Выражение γενεά ταυτη, обычно переводимое как «род сей», можно перевести как «это поколение». В устах Иисуса данное выражение имеет устойчивый отрицательный смысл: Он называет поколение Своих современников родом лукавым, прелюбодейным и грешным (Мф. 12:39; Мк. 8:38; Лк. 11:29).
Несмотря на краткость притчи, она представляет немало затруднений для толкователей:
Интерпретация притчи была предметом споров в течение многих веков… Первая проблема заключается в понимании образа детей, сидящих на площади и обращающихся друг к другу. Идет ли речь о двух группах, из которых одна хочет играть в свадьбу, а другая в похороны, и они не могут согласиться между собой?.. Или дети представляют собой две группы, из которых одна предлагает сначала играть в свадьбу, потом в похороны, но не может заставить другую, угрюмую и капризную, согласиться со своим предложением?[657]
Картина не совсем ясна, комментаторы предполагают, что разные группы детей играют в противоположные по настроению игры – «свадьбу» или «похороны» – или же одна и та же группа предлагает две разные игры своим товарищам, которые в обоих случаях отказываются присоединиться к ним. Притчу можно прочитать и так, и этак, но заключительные стихи (Мф. 11:18–19; Лк. 7:33–35) указывают на второе истолкование. Такое истолкование аллегоризирует притчу в свете радостной вести Иисуса, противопоставленной более суровой проповеди Иоанна Крестителя. В таком случае одна группа детей выполняет обе противоположные роли, а вторая, символизирующая неотзывчивых евреев, пытается их судить[658].
В данном вопросе мы скорее согласились бы с теми, кто считает, что из двух групп детей, упомянутых в притче, одна – активная – играет в обе игры, а другая – пассивная – отказывается от участия в обеих играх. Однако мы должны указать на то, о чем часто забывают современные комментаторы: во-первых, в тексте притчи ничего не говорится об игре в похороны или свадьбу, а во-вторых, действие, о котором говорят дети, описывается в прошедшем времени (мы играли, пели, вы не плясали, не рыдали). Игра в похороны или свадьбу – не более чем плод догадок, тогда как в действительности речь в притче идет о реакции одних детей на музыкальные звуки, издаваемые другими, а не на их действия или игры.
Глагол αύλέω, переведенный как «играть на свирели», происходит от слова αϋλος (авлос), указывающего, как уже говорилось, на деревянный духовой музыкальный инструмент, употреблявшийся в Древней Греции. Аналогичные инструменты существовали и в Древнем Израиле: использовались они как при танцах, так и при оплакивании умерших (в Мф. 9:23 упоминаются «свирельщики и народ в смятении»). Глагол θρηνέω означает «петь погребальную песнь», «стенать», «громко причитать», «оплакивать»; отсюда слово θρήνος – «плач», «причитание».
655