Проще говоря, подлец занимается сутенерством и сводничеством. Он прекрасно это понимает и, дабы не ходить под статьей, даже под дулом пистолета не возьмет наличными; впрочем, и с девушками он никогда не заводит подобные разговоры первым: обсуждение начинается лишь тогда, когда модель сама дает понять, что готова на легкий перепихон ради искусства. Ну и по расценкам, конечно, Эраст шикарен. Реальные сутенеры этих дев (а они наличествуют у двух третей приходящих на пороковские кастинги) за подобную услугу сдерут с вас совсем другие деньги. Macallan – если переводить на него – в этом случае исчисляться будет ящиками.
Во время живого обсуждения грядущего кастинга и прелестей его объекта мое альтер эго – мой печальный бомж Эдичка – отправил с десяток-другой однотипных сообщений на адреса бывших друзей и подруг, травяных барыг и половых партнерш, коллег-музыкантов, братишек и сестренок давней, золотой и уже порядком забытой эпохи. «Привет, как дела? У меня все так же, я все там же, занимаюсь тем-то, тем-то. Дай номер мобилы, есть разговор. Дай номер такого-то и такого-то». На какие-то из месседжей уже даже пришли ответы. Молодец, Эдуардо. Держишься ровно. Это ведь грустно и довольно уныло – писать раз в год такие сообщения тем, с кем когда-то месяцами хлебал из одной фляги в задорном походе юности против серости и заскорузлости мира. Сейчас понимаешь, конечно, какой наивной идеалистической чушью были все тогдашние революции, бумы и бури в стаканах. И все же, верите вы или нет, ко всем этим Лелечкам и Наташкам, Бобам, Сэмам, Джекам и их смешным подростковым кличкам я до сих пор отношусь как к боевым товарищам. Смешно. Особенно учитывая тот факт, что боевых товарищей я знаю не понаслышке и мне реально есть с чем сравнивать.
– Дёнко!
Нет, только не это. Эрик снова вспомнил о моем существовании.
– Дёнко!
– Чего орешь?
За несколько лет общения с Пороковым я понял, что одна профессиональная журналистская черта в нем все же осталась, и всем воздаяниям клиентов за Уровень Номер Два почему-то до сих пор не удалось ее вытравить. Если Эрасту что-нибудь нужно от человека, с которым он говорит, он не отстанет, пока этого не получит. Поэтому иногда бывает проще ответить.
– Сядь, выпей с нами!
– Не могу. Работаю.
– Не смеши мои яйца, Дёнко. Когда это ты на работе работал?
– Не знал, что у тебя есть яйца, Эраст, – пытаюсь съязвить. Но мерзавца сегодня несет, он явно в фаворе у всей честной компании, поэтому никто над моей подначкой не смеется. Наоборот, все борцы с печенью дружно набрасываются на меня с уговорами не строить из себя девственницу и присоединиться к застолью. Я, конечно, не сдерживаюсь. Мне и впрямь нужно выпить, и слишком уж аппетитно блестят темные, будто тонированные, бока литрового Ballentine’s, чтоб я заставил себя долго упрашивать. К тому же, мне нужно вести себя как обычно, иначе Пороков заподозрит неладное; а обычно я не колеблюсь ни секунды, когда речь идет о хорошем напитке, и колеблюсь от двух до пяти минут, когда речь идет о хорошем напитке в компании Эрика.
– Где твой друг? – без предисловий набрасывается на меня последний, не успеваю я даже как следует покатать душистую амброзию по полости рта. – Ты нашел Азимута? Ты ведь его ездил искать, да?
– Конечно, нашел, Эраст-педераст. Он просил передать тебе, чтобы ты подносил свои треки сегодня в полночь на могилу Гоголя на Новодевичьем кладбище. Как только отобьют часы, он вылезет из-под земли и заберет с собой и тебя, и треки.
– Я серьезно.
– Я тоже. Азимут умер и, судя по тому, что потом началось, попал далеко не в рай. Я собственными глазами видел, как его пристрелили, и мне пока никто не доказал обратное. Плевать, что где пишут.
– Да уж, – не к месту произносит молодой алкоголик из женского журнала Plaza, имя которого я никак не могу запомнить, хотя пью с ним уже раз десятый. – Чувак, по ходу, довел мир до Третьей мировой и слинял. Это чистый ад, к бабке не ходи. Куда там Гитлеру с его двадцатью миллионами…
– Я хочу взять у него интервью! – рявкает Эраст, стуча ладошкой по столешнице и не обращая на оратора ни малейшего внимания. Парень, уже пожалевший, что выступил, смущенно замолкает; я отвечаю:
– Ты можешь без проблем его найти, Пороков. Просто возьми и умри. Уверен, ты попадешь туда же, куда и он.
– Хватит прикалываться! – вдруг вклинивается в разговор Кротов, жалостливо сверкая в мою сторону оливками оплывших глаз из-под седеющих кустистых бровей; я пытаюсь представить себе, как этот Вий будет косить под арт-директора в элитном кабаке с юной моделью, и не могу без смеха. – Человек тебя просит, а ты…
– Я понимаю твое желание подмазаться к Эрасту, Андрей Петрович. Но если ты думаешь, что он способен скинуть тебе пол-литра за поддержку, ты ошибаешься. Это не тот человек. Не того поля…
– Нет, ну а что ты так в штыки-то? – В полку поддерживающих Эраста (наверняка проставившего сегодняшний Ballentine’s, иначе за что его поддерживать?) теперь прибыло и в лице Воротынцева.
– А ччттоо вшшшки-то? – поддакивает уже совершенно пьяный Толя Болдырев, и мне в первый раз в жизни не хочется его убить, потому что он похож на человека, у которого растоптали мечту. Все-таки парень с его нетронутым пионерским мировосприятием должен сначала провести первый тест-драйв, и лишь потом приобрести привычку оскотиниваться в говно.
– Блин, парни, это что, вселенский заговор? – пытаюсь возмутиться.
– Я вполне серьезно, Алекс, – продолжает воодушевленный поддержкой Пороков. То, что назван я по имени, а не по фамилии, заставляет думать, что он и впрямь не шутит; а что, с него станется. – У нас есть рубрика «Интервью со звездой».
– В вашей рубрике «Интервью со звездой» обычно бывают либо спившиеся советские рокеры, либо, наоборот, молодые пидоры, которых американские кинокритики пару раз обозвали секс-символами. Я знаю, я эту рубрику читал. При чем же тут Азимович? Даже если бы он был жив, это слишком серьезный для вас персонаж. И к тому же не ваш формат. Сначала добейтесь права брать интервью хотя бы у президентов, как Rolling Stone.
– Так вот потому-то они и берут интервью у всяких придурков, что нормальные люди им не дают! – вступается Воротынцев. – Я помню «Гедонист» восьмилетней давности. Вот это был журнал! Там было что читать! А сейчас одни сиськи. У меня все друзья тогда читали «Гедонист», а теперь они говорят, что «Гедонист» – это полное говно. А все потому, что его сторонятся нормальные личности. И такие, как ты, Алекс, не делают ничего, чтобы изменить ситуацию. Ни-че-го! Хотя могли бы.
Я давно уже заметил: раз Воротынцев начал вспоминать былую славу журнала «Гедонист», значит, он уже пьян в доску. Знаете, есть такие люди, счастливчики. Они даже в последней вертикальной стадии могут ходить без помощи стен, смотреть на вас не закатывая глаз и не заплетать язык при разговоре; единственным индикатором полукоматозного состояния у них является какая-нибудь мелочь, фишка – вроде вот этого плача по прошлому «Гедониста» у Воротынцева. Затянул эту песню – следующей стадией будет уже горизонтальная, падение крестом: это как пить дать.
Что же до симпатий воротынцевских друзей к печатным изданиям, то они мне неведомы и, более того, безразличны. Но есть у меня стойкое подозрение, что ни восемь, ни десять, ни пятнадцать лет назад журнал «Гедонист» умнее не был. А вот друзья Воротынцева глупцами, читающими всякую гламурную шелуху, быть могли вполне. И, скорее всего, были.
Я предпочитаю, однако, не лезть в дебри:
– Хорошо, Воротынцев. Я согласен взять на себя добровольные обязательства по вытаскиванию дружественного издания «Гедонист» из дерьма, ладно. Но о чем мы сейчас говорим, если никакого Азимовича не нашли? В любом случае, у Эрика есть товарищи-онисты. Вот пусть они ему и свистнут, когда найдут. Пускай по старой памяти выделят ему часик-другой в подвалах Лубянки, чтоб проинтервьюировал Азимовича перед расстрелом. Будет бомба! А я-то тут при чем?