– Что мне говорить, если они пропалят? – спрашивает он, продолжая тереться.
– Правду, – морщусь от боли (потому что с подстреленным плечом снимать майку оказывается несколько сложнее, чем я думал). – Спихивай все на меня. За рулем машины ты находишься абсолютно легально. По моей просьбе ягуар-ленд-роверовский менеджер Леонид Кравец позвонил в круглосуточный автосалон «Независимость» и заказал на тебя доверенность к управлению «Ягуаром», который к этому времени находился на руках у твоего старшего коллеги, духовного отца, гуру, сенсэя и учителя, – то есть у меня. Со мной случился форс-мажор, а тест надо провести срочно, чтобы статья о «Яге» успела попасть в верстающийся номер «Колес». Что именно за форс-мажор, ты не ведаешь, ибо узнал о нем со слов Леонида Кравца и в принципе тебе насрать. А голову тряпкой обмотал потому, что таковым было мое условие отказа от теста в твою пользу. Ты так рвался потерять водительскую девственность, что, опять-таки, согласился провести тест-драйв в маскарадном костюме идиота и не стал задавать мне лишних вопросов. Тебя поймут и простят. Чай, не каннибалы и не члены расстрельных троек.
– Расстрельных – кого?
– Неважно. Учи историю Родины, сынок.
Толя перестает тереться бинтом о стену, распрямляется во всеь рост и второй раз за последние пятнадцать минут дерзит:
– Заебал, папаша.
– В другое время ты получил бы за такое хорошую, аппетитную затрещину. Сраный циник, хамло. Такой маленький, а уже на «жигулях».
Мне наконец удается стянуть с себя майку и нацепить на ее место болдыревскую. Только теперь я замечаю, какой на ней рисунок. И на сей раз я действительно близок к тому, чтобы совершить тринадцатое в жизни смертоубийство. Потому что во всю мою грудь на синем фоне красуется улыбающийся менеджер в костюме с галстуком, но без штанов и трусов. В одной руке менеджера офисная папка типа той, что носит Пороков, а в другой – восставший член с красной, как у подосиновика, головкой и белесыми брызгами спермы чуть выше. Брызги похожи на проросший лук, и в принципе отдельно от менеджера член больше напоминал бы тыльный портрет Чиполлино, чем собственно член; но беда в том, что от менеджера он не отдельно. Надпись, озаглавливающая творение, лаконична и понятна, видимо, только избранным: «Деловая Жылка».
Впрочем, я по-прежнему заложник доброго здравия альтернативно одаренного пост-рокера. А потому мне не остается ничего, кроме как развести руками и робким гласом осведомиться, кто и зачем произвел сей арт на свет.
– А, это я сам, – отвечает Толя так, как будто нет ничего естественнее, чем нарисовать у себя на майке дрочащего менеджера и расхаживать с ним по городу. – Акриловые краски.
– Толя, ты… – слова встают комом в моем зараз пересохшем горле. – Ты… Скажи честно, Толя: ты – дебил?
Он смотрит на меня так, словно я сказал нечто крамольное. В округлившихся глазах (то есть, если буквально, в округлившемся глазе) – реальная обида и непонимание сути претензии. Долбанная молодежь. Не думал, что эта фраза родится в моем мозгу раньше, чем повзрослеет Стас. Хотя – теперь вы знаете – его шансы повзрослеть не очень-то велики.
– Ладно, брат, – даю попятный. – Забудь. Вот ключи от моей квартиры, адрес ты помнишь. На заднем сиденье жратва, не забудь забрать ее с собой. Это важно. Я покупал жратву при них, они почуют неладное, если оставлю ее в машине.
– Да, конечно. А если дома будут твои…
– Не будут. Но могут появиться позже. Объяснишь ситуацию. Скажешь жене, что я не мог предупредить ее по телефону из-за прослушки. Она поймет. Большего тебе знать не надо. Уразумел?
– Уразумел, – лыбится Болдырев, и лик его снова подобен лику блаженного, озаренному печатью небесной радости от вещей, простому смертному непонятных.
– Вот ключи от машины. – Я протягиваю ему брелок с эмблемой «Ягуара», одновременно нахлобучивая на его бритую башку панаму. – Шапку не снимай, пока не окажешься у меня в норе. Кондей тебе в помощь. Все доки в бардачке. Телефон в подлокотнике. Мой новый номер в записной книжке, первый по списку, абонент «АД». Отвечай на звонки только с него, остальные игнорируй. Шли SMSки каждый час, докладывай обстановку. И все, иди. А то они заподозрят подставу. Черт…
– Что – черт?
– Морда у тебя, конечно, слишком целая по сравнению с моей.
– Блин, Алекс, не хочешь же ты сказать…
– Я хочу сказать одно. Где бы они ни были, не поворачивайся к ним лицом, Толя. Они должны видеть твою машину, твою одежду, твою повязку, твою панаму и твой пот, который течет из-под панамы. Но не твое лицо. Его несложно прятать в таком тумане. И купи антиполицай.
– Не вопрос, – отвечает он. – Все понятно. Слушай, только один момент…
– Да?
– Я ведь могу как следует погонять?
– Можешь хоть краш-тест проводить – мне даже лучше, если они решат, что я разбился и помер. Но даже мертвый ты должен быть у меня дома ровно через час. Можешь считать, что «Яга» к тринадцати ноль-ноль превратится в тыкву, а ты сам – в крысу. И единственная возможность этого избежать – быть без одной минуты час у меня в норе. И сразу же доложись мне по SMS.
– На новый номер?
– На новый номер. Только на всякий случай не пиши открытым текстом. Напиши «Ну как ты после вчерашнего?» Я пойму.
– А потом?
– А потом я позвоню тебе, когда все кончится, и ты выйдешь из моей квартиры, сядешь в «Ягу» и будешь гонять до завтрашнего вечера, на сколько хватит бензина. Я залил полный бак. А если захочешь погонять еще, зальешь второй полный бак.
Когда Толя лопающимся от счастья шариком выкатывается из туалета, через щель я вижу, как «Камаро» отъезжает от своей колонки и паркуется чуть впереди, напротив панорманого стекла павильона, чтобы там дожидаться ведомого клиента. Толя проходит мимо, старательно воротя от пацанов незабинтованную часть лица. Какой-то старик на «Лексусе», пристроившийся в хвост «Яге» у колонки, начинает нетерпеливо сигналить, как только Болдырев садится за руль: «меня» не было слишком долго, очередь нервничает. Я поначалу переживаю, как бы это не усугубило стресс новичка-водителя. Но я забыл, видимо, как много дает человеку молодежная наглость и задорная уверенность в своей крутизне. Толя стратует так, словно за его плечами победы во всех главных автогонках мира от «Милле Милья» до «Формулы – 1», при этом не забыв залихватски показать старику факфингер из люка в крыше. Так быстро найти кнопку, которая его открывает… Возможно, у парня и впрямь талант.
Когда-нибудь Толя Болдырев будет вспоминать этот день примерно с теми же чувствами, с которыми я вспоминаю накруку на Эйфелевой башне и брейк на Арк де Триумф. А я не хочу его вспоминать. Вообще. Я обменял бы все свои воспоминания на то, чтобы подаренная этим бесконечным днем надежда не оказалась очередным миражом в пустыне. Чтобы старый черт Отто Иосифович не перечеркнул все его достижения одним росчерком, одним витком нечитаемого докторского почерка в истории болезни… Два часа пятьдесят пять минут.
После того, как следом за «Ягой» спешно стартует «Камаро», я сматываю с головы повязку, смываю ее в канализацию и долго стираю запекшуюся кровь с лица, лба и макушки, стараясь не намочить «тонко настроенный» пластырь. Бесполезное дело. Конечно же, я его намочил.
Эти ребята… эти ребята в оранжевом «Камаро» просто обязаны поверить, что я спрыгнул с темы и больше никуда не лезу.
Когда я брошу «Ягу» у своего собственного подъезда и поднимусь в свою собственную квартиру, у них не останется выбора. Им придется поверить.
Даже если это буду не я.
…думаю, никакого коридора не было. Просто мой мозг, он… Он как бы заменил одну картинку другой, чтобы не вскипеть прямо там, не расплавиться. Когда людям очень страшно, такое ведь происходит? Об этом много говорят и по телевизору, и по радио. Когда людям страшно, их мозг подменяет одну картинку другой. А я ведь был не в себе. Я убил трех человек подряд, превратил в руины квартиру, я не спал, почти не ел, и еще эта дверь…