День второй
В логово к чудовищу
— Значит, ничего вам не говорил, о себе не рассказывал, планами своими не делился?
На трех составленных в ряд стульях, словно три сказочных поросенка Ниф-Ниф, Наф-Наф и Нуф-Нуф, передо мной сидели три подстриженных под ноль балбеса — долговязый с оттопыренными ушами, маленький с веснушками и курносый с густыми черными бровями — и ни в какую не желали идти на откровенный разговор. Только пялились на мои коленки. Сейчас, по прошествии нескольких часов, казавшаяся мне превосходной идея одеться поженственнее уже не выглядела такой замечательной — от короткой юбки и лодочек на шпильках лишь одни неудобства.
Через приоткрытое окно с плаца доносилось бодрое «р-р-раз-два», а в самой казарме витал удушающий запах пота и старых носков.
Я подошла к тесно составленным рядам одинаковых двухъярусных кроватей.
— Вот эта койка Крылова? — я дотронулась до верхней кровати.
— Да, — утвердительно кивнул долговязый.
— А ты вот здесь, рядом? А вы двое внизу? И вы тут мне будете втирать, что целый месяц ни о чем не разговаривали?
— Не, ну почему же, — протянул маленький. — Разговаривали, конечно. О футболе говорили, о кино, об играх…
Я почувствовала, что начинаю заводиться. С таким трудом выбить эту поездку и вернуться ни с чем я никак не могла…
— Зачем тебе ехать в часть? — сварливо осведомился Шеф.
Мой доклад он выслушал, не проронив ни единого слова, ни разу не перебив и не уточнив ни один из моментов. Это был плохой признак — значит, работа сделана не так, как ему хотелось. Обычно после такого долгого затишья следовал сокрушительный разнос, но сейчас Шеф молчал. Тягостное молчание нарушало лишь тиканье настенных часов. Вскоре к нему присоединилось постукивание авторучкой по столешнице. Неужели обычно уверенный и невозмутимый полковник Ремезов в чем-то сомневается? Хотя, скорее, в ком-то — во мне. А иначе, откуда это недовольное «зачем тебе ехать в часть»? Я что — в салон красоты отпрашиваюсь?
— Здесь у нас все схвачено. Ребята дежурят у дома Андрея, следят за его матерью и другом, в больнице Демин на ночь остался. В городе Крылова нет, — я очень старалась говорить убедительно. — Хотя должен быть. Больше ему некуда податься.
Полковник молчал.
— Мы не знаем причину, по которой парень покинул часть. Не знаем обстоятельств, при которых это произошло. Может, он вообще никуда не убегал, и до сих пор обретается где-то в части, — добавила я.
Это было лишним.
— Ну да, — хмыкнул Шеф. — И начальник части решил побеспокоить серьезных и занятых людей шутки ради?
— Вот этого не знаю. Знаю только, что в городе Крылова нет, — я продолжала упорствовать. — А чтобы понять, почему нет, мне нужно побывать там, откуда он сбежал, и пообщаться с теми, кто может пролить свет на ситуацию.
— Якобы сбежал, — неожиданно для себя добавила я.
Антон Владимирович побарабанил пальцами по столу, потом встал и подошел к окну.
Он всегда смотрел на город, когда размышлял. Но что именно в данной ситуации требует размышления, мне было непонятно. Проводив взглядом речной трамвайчик, Шеф вернулся за стол.
— Ладно, поезжай, — разрешил он. — Отдел не светишь. Вечером доложишь.
Четыре часа спустя моя машина остановилась перед массивными воротами части, выкрашенными в серый мышиный цвет. На каждой створке ворот, прямо по центру, была приляпана некогда красная, а теперь непонятного бурого оттенка пятиконечная звезда. «Контрольно-пропускной пункт» — гласила выцветшая табличка на дверях кирпичного здания размером с собачью будку.
Пропустили меня сразу — видимо, Ремезов позаботился. Молоденький солдат с автоматом наперевес быстро проверил мои документы, отдал честь и с видимым усилием нажал на рычаг. Ворота содрогнулись и с жутким лязгом и скрежетом отъехали в сторону, пропустив мою машину на территорию части.
Я припарковала «Рено» на местной стоянке, втиснувшись между красным «Ауди» и серым BMW, и спустя десять минут уже переступала порог кабинета подполковника Ершова — главного после Бога в этом захолустье. А еще через десять минут у меня создалось впечатление, что я смотрю давно поставленный и уже порядком поднадоевший зрителям спектакль с плохими актерами. В частности — слушаю арию начальника части.
Невысокий, крепенький с красной щекастой физиономией любителя коньяка и женщин подполковник Ершов долго распинался о роли армии в нашем обществе, выражал озабоченность историческим моментом, сетовал на слабый уровень физической подготовки современных призывников и их низкие моральные качества. Слова были правильными, но не было в его глазах энтузиазма, а в голосе искренности. Он словно твердил давно заученную роль. В нужные моменты подполковник вскакивал с кресла, изображая воодушевление, либо, наоборот, задумчиво прохаживался по кабинету, демонстрируя тяжелые размышления. Однажды, изображая доверительность, он подсел ко мне за длинный офисный стол и, обдав волной дорогого одеколона, попытался обнять за плечи.