Со своего места я отлично видела обоих мужчин и не смогла удержаться от сравнения. Оба высокие, почти одного роста, только Верховский из-за сутулости казался ниже. Парень в черной куртке был красив, хоть сейчас на обложку журнала, Верховский тут явно проигрывал. Работа наложила отпечаток на его внешность. Бледная не по-летнему кожа, морщинки вокруг глаз и рано проявившиеся носогубные складки старили его. «Черная куртка» выглядел спокойным и уверенным, даже немного самодовольным, а Верховский не находил себе места. Он то сцеплял, то расцеплял руки, хватался за карандаш, хотя тот ему был совсем не нужен. Парень в куртке…
Все, хватит, сказала я себе, прекрати пялиться на мужиков, а то пропустишь все самое интересное.
— Но где же он? — громко спрашивал доктор. В его голосе звучала растерянность. — Ведь уже третий день идет!
— Ищем, — Шеф, как всегда, был лаконичен.
— Вам не кажется, что настало время для откровенного разговора? — вдруг прозвучал голос с дивана.
— Да, пожалуй, — Верховский потер небритый подбородок. — Что вы хотите знать?
— Все. И с самого начала.
— Если с самого начала, то придется вернуться на месяц назад.
…Комиссии Верховский не любил. Хотя кто в здравом уме любит комиссии и проверки? Мало того, что отвлекают занятых людей, так еще и вселяют ложные надежды. Но Верховский комиссии не любил особо. Его неприязнь зарывалась корнями в глубокое детство. Визиты вышестоящих лиц напоминали доктору приход Деда Мороза, когда родители ставили маленького Костика на табурет и заставляли читать выученный накануне стишок. И ладно бы только стишок, но потом приходилось отвечать на каверзные вопросы: «Сколько добрых дел ты сделал в этом году, мальчик?». Не то чтобы это было трудно для Костика. Он рос умненьким, стихов знал достаточно, да и добрых дел всяко мог припомнить больше одного, но участвовать в этом представлении считал глупым и унизительным. Да и подарок — оплаченный мамой кулек со сладостями — всегда оборачивался сплошным разочарованием. Ведь знал же, знал, что не будет там ничего кроме дешевых конфет, но всякий раз надеялся. Каждый год из-за этих глупых надежд мальчик злился на себя, родителей и фальшивого Деда Мороза. А став взрослым, злился на проверяющих.
Вот и сейчас, разглядывая сидящих в конференц-зале людей, Константин не ждал от них ничего хорошего. Отнимут время, которое он мог бы потратить на исследования, зададут массу глупых вопросов, ни разу не усомнившись в собственной компетентности, в лучшем случае пообещают денег и оборудование, а он, как в детстве, поверит, в худшем же — наорут и пригрозят снять с должности.
Верховский одернул китель, который терпеть не мог (но сейчас нужно, сейчас особый случай, разве можно показаться комиссии в мятых хирургических брюках?!), и вышел навстречу гостям, вольготно расположившимся в мягких креслах.
На этот раз ознакомиться с лабораторией пожелали новый глава администрации президента — бывший полковник КГБ Черкашин, опять же новый председатель Совета Федерации — шумная особа с говорящей фамилией Шумилина и глава счетной палаты РФ госпожа Рагозина — миниатюрная молодящаяся дама с хваткой бультерьера. Не обошлось и без первого зам. министра здравоохранения Коноплева, с которым Верховский был шапочно знаком и считал его человеком старой формации, недалеким и упертым, а также куратора Санатория полковника ФСБ Новикова — единственного, при виде кого доктор не испытывал досаду.
Пожав Новикову руку, Верховский мрачно пошутил:
— Дама из счетной палаты, говорят, настоящая ведьма, боюсь я ее.
— Не того боишься, — хохотнул куратор. — Вот кого бойся.
И полковник незаметно скосил глаза в сторону пожилого худощавого человека с потрепанным портфелем в руках, одиноко подпиравшего стену маленького конференц-зала Санатория.
— Кто это?
— Это? А это, мой друг, Феликс Маркович Майер по прозвищу Советник. Серый кардинал Кремля, — ответил Новиков.
По словам куратора, господин Майер являлся советником всех президентов РФ поочередно, но в какой именно области — не знал никто. Просто Советник. Никто не знал, сколько лет этому человеку — казалось, он всегда был в Кремле. А еще никто не знал, насколько велико его влияние. Поговаривали, что практически безгранично, что ни один важный вопрос в стране не решается без его участия. Однако, обычно Советник дергал за ниточки власти, не покидая кабинета с видом на Москву-реку. Только чрезвычайные обстоятельства вынуждали его присутствовать лично. Еще поговаривали, что визит Советника не сулил ничего хорошего.