— Ваше техническое задание, — спокойно ответил Советник. — А вы решили, что я вам со своим анализом мочи предлагаю ознакомиться? Читайте, вникайте. Потом поговорим.
С этими словами Советник поудобнее устроился в кресле и закрыл глаза. И сразу стал похож на древнюю статую какого-то недоброго божка.
Быстро пролистав на экране содержимое файлов, Верховский углубился в чтение. Файлы действительно представлял собой очень подробное и грамотно составленное задание для проведения стимуляции мозга. С точным указанием зон и механизма воздействия. Но кто мог это написать? Он был уверен, что не только в России, но и во всем мире никто не продвинулся так далеко в этих вопросах.
— Откуда это у вас? — взволнованно осведомился Верховский. Он был в замешательстве.
Советник открыл глаза:
— Неважно откуда. Важно — чтобы вы сделали все так, как требуется. И сделали быстро.
— Но… — растерялся Верховский. — Это невозможно. Это просто невозможно выполнить! К примеру, одновременная стимуляция вот этих двух зон приведет к неминуемому инсульту. Вот эта область, — Верховский ткнул авторучкой в экран, — совсем не изучена, к чему приведет воздействие на нее — один господь Бог знает. Далее. Вот тут указана точка. Попасть в нее с нашей аппаратурой невозможно. Да что точка! Все, что вы принесли, все это из области фантастики!
Советник был абсолютно спокоен.
— Техника — не проблема — холодно сказал он. — Volunti nihil difficile[2]. Через неделю у вас будет все, что вы хотели, и даже лучше, вплоть до того нового японского томографа, который вы второй год выпрашиваете у Коноплева. Результат нужен срочно. У вас есть неделя, от силы две. Работайте.
С этими словами Советник тяжело поднялся и направился к выходу, оставив хозяина кабинета в полном смятении…
* * *
Верховский, задумавшись, замолчал.
— Это действительно невозможно сделать? — осведомился шеф.
— Что? — растерялся ученый. — А… Нет… В принципе, конечно, шансы были. После ухода Советника я все тщательно проанализировал, и дело мне уже не казалось таким безнадежным.
Он опять надолго замолчал.
— Как вы думаете, кто разработал это задание для вас? Не поверю, что вы не задавались этим вопросом? — неожиданно спросил парень в кожаной куртке.
— Конечно, задавался, — фыркнул Верховский.
— И?
— И ничего. Нет у нас таких технологий. Не только у нас, в России, во всем мире нет…
— И тем не менее, — вкрадчиво продолжил Егор. — Данное ТО лежит на вашем столе, значит, где-то...
— Вы намекаете на Human Brain Project? — кисло перебил его Верховский. — Это не они. Единственное, чего они достигли, так это точности в один аксон. Ну и что? Только для полных невежд это выглядит прорывом. Это топтание котят в луже грязи! Ф-ф! Они занимаются простым перебором комбинаций, что фактически сродни поиску иголки в стоге сена, они даже не достигли того уровня, который был у нас в тридцатых годах!
— Что же получается, невежды за океаном в это ваше кошачье «топтание» каждый год зачем-то инвестируют по 200 миллионов, возлагают на него огромные надежды и все это делается исключительно по глупости и скудоумию? — еще более вкрадчиво осведомился Егор.
— А что им остается? — вскинулся Верховский. — За неимением ничего лучшего они пытаются смоделировать все процессы, происходящие в человеческом мозге. Все, без разбора. Подключили к работе университеты США, Австралии, Японии потому как не в силах объять необъятное. Хотя идея воздействия на мозг магнитными наночастицами для обеспечения точной нейромодуляции путем термической активации нейронов, разрабатываемая в Массачусетском технологическом, кажется мне любопытной. Как и нейронная пыль вкупе с ультразвуком из Беркли…
— Давайте Массачусетс с Беркли пока оставим в покое и вернемся к нашим сегодняшним проблемам, — осадил ученого шеф. — Что было дальше?
— Дальше? Дальше… — Верховский задумчиво потер лоб. — На следующий день привезли новый томограф, лазер и многое другое, даже те медикаменты, которые я и просить не осмеливался. К примеру… Впрочем, название вам все равно ничего не скажет, просто имейте в виду, что это очень редкие препараты, новейшая разработка, компания-производитель не поставляет их в Россию, купить можно при посредничестве западных гос. структур, не иначе, да и стоимость…
— Дальше, — торопил шеф.
— Через два дня всю аппаратуру настроили. Да-да, я знаю, что так не бывает, но тем не менее… А ровно через неделю Советник осведомился об успехах.
— И? — подался вперед Егор.
— Что и? — передразнил его Верховский. — Отрапортовал о полной готовности, что мне еще оставалось.
— Дальше.
— Еще через неделю из воинской части поступили двое пациентов. Один скончался сразу, еще до начала операции, — проникающее ранение брюшной полости, множественные повреждения внутренних органов, не совместимые с жизнью. Неужели так трудно выстрелить аккуратно? Нет, надо всю обойму засадить… На нем мне удалось опробовать новую аппаратуру и методику ведения операции. Второй… Второго я прооперировал. Парень умер спустя восемь часов от кровоизлияния. Как я и говорил — результат одновременной стимуляции двух зон.
Верховский опять замолчал, а я начала закипать. Вот ведь гад! Так я и думала, что здесь скрывается какая-нибудь гнусность! Я уже открыла рот, чтобы дать отповедь этому вивисектору в белом халате, но шеф предусмотрительно положил руку на стол, легко похлопал ладонью по столешнице и задал вопрос:
— Что было потом?
— На следующий день в лаборатории появился Советник.
Верховский застыл, опустив голову и глядя на сцепленные в замок на коленях руки. Затем медленно поднял голову и посмотрел шефу прямо в глаза.
— Вам когда-нибудь угрожали? Так, что становилось страшно? Без криков, ругани, побоев-издевательств, только словами. Тихими, спокойными, но от этого более жуткими… Нет? А мне угрожали. И я испугался до жути, до дрожи в коленках. Я потом долго думал, вспоминал этот разговор, прокручивал в голове мельчайшие подробности… Хотя даже думать об этом мне было страшно… Знаете ли, я же не просто нейробиолог и нейрохирург, я и психологию изучал, и психиатрию… Так вот вряд ли тут обошлось без невербального воздействия. Дьявольски точно подобранного и дьявольски профессионально исполненного…
Верховский судорожно сглотнул, но продолжил рассказ сам, без понуканий со стороны полковника.
— В эту пятницу днем поступил третий пациент. Тот самый, которого вы ищете. И вновь в крайне тяжелом состоянии — я тогда на Бродского наорал, чтобы аккуратнее работали, который раз полутруп привозят. Но Бродский и без того был растерян. Какая-то там у него осечка с этим парнем произошла. По всем раскладам Бродского мальчишка считался абсолютно бесперспективным для нас. Ну да ладно, это его дела, пускай сам разбирается… Начали операцию. Не жилец, — шепнул мне анестезиолог во время операции, — не выдержит. Но выдержал. Попробовал бы он не выдержать, я с реаниматологом и Алиной — старшей реанимационной сестрой, от него сутки ни на шаг не отходил.
Верховский тяжело вздохнул.
— Караулили по очереди, да не укараулили, — невесело усмехнулся он. — Выходит, не от того караулили: в ночь с субботы на воскресенье мальчишка исчез.
Я покосилась на шефа и парня в кожаной куртке, меня интересовала их реакция на то, что пытался втереть нам этот изувер. Как может куда-то исчезнуть из охраняемого бункера недавно прооперированный мальчик? Но оба не дрогнули ни единым мускулом. Вот это выдержка!
— Когда я в очередной раз зашел проведать парня, — продолжал свои излияния Верховский, — дежурившая в реанимационном боксе Алина была без сознания, а ни к чему не подключенная аппаратура работала, фиксируя параметры отсутствующего пациента. Знаю, знаю, что так не бывает… И тем не менее. Я запаниковал, сразу же поднял на ноги службы безопасности Санатория и позвонил куратору.
Дрожащей рукой он провел по волосам и опять онемел со скорбным выражением лица.
— Что скажешь?
Оказывается, этот вопрос был адресован мне.
Понятно. Значит, шеф решил дать слово молодым. У меня был миллион версий происходящего, начиная от самой банальной — Верховский провел неудачную операцию, а теперь ломает перед нами комедию. Мне очень хотелось знать, для чего нужно было устраивать фарс с воинской частью и чехарду с датами «побега», почему шеф сам взялся за дело и каким образом вышел на Санаторий, почему поручил это дело мне и многое другое. Только все эти вопросы явно были не теми, которых от меня ждал полковник. Но вряд ли он ожидал от меня то, что я спросила. Слова сами сорвались с моего языка: