Марк заслуживает нашей признательности тем, что не даёт никаких ссылок на древних пророков и тем самым не только экономит наше время, но и избегает нелепого вывода, будто бы Христос просто собирался подобно часам благодаря преопределённому ритуалу, а не был человеком из плоти и крови. Наконец, Марк рассказывает, как после своего воскресения Христос говорит, что тот, кто будет веровать в него, спасётся, а кто нет — будет осуждён; но невозможно представить, будто бы он считал проклятие воздаянием за ошибки. Палеографы относятся к этому отрывку как к дописке, сделанной последующими переписчиками. В целом же Марк оставил современным читателям то же, что и Матфей.
К этому разделу не так уж и много замечаний. Как отмечает мистер Шоу, Марк — это резюме, причём резюме щадящее; кроме того, Шоу, по всей видимости, согласен в общем мнением учёных, что Марк, в целом, ближе к истине, чем Матфей. И всё же это сборник, по тем же причинам, которые мы рассматривали применительно к Матфею. Для большинства цитат, которые мы можем рассматривать как подтверждение этой точки зрения, имеются параллельные места в более раннем евангелии.
Нам стоит разве что придраться к одной из интерпретаций. Шоу берёт определение Марка по отношению к Иосифу Аримафейскому и не только неточно цитирует его, но и довольно сомнительно интерпретирует. Шоу говорит, что Марк будто бы описывает Иосифа в тексте просто как «того, кто и сам ожидал Царствия Божия»; на самом же деле он «знаменитый член совета, который также ожидал Царствия Божия (Мк. 15:43). С чего это Шоу взял, что тот был «независимым» искателем? Напротив, это вполне совместимо с утверждением Матфея, что он «также учился у Иисуса». В своём предисловии мистер Шоу акцентирует внимание на различиях между евангелиями, но, конечно же, он не стал выдвигать на передний план вопроса об их авторитетности. Само слово «также» имеется и у Матфея (27:57), и у Луки (23:51). Вполне очевидно, что Шоу — человек восхитительной доверчивости, но отнюдь не совершенной памяти. Это очень незначительный момент; но он доказывает куда большее: что мистер Шоу будет раз за разом демонстрировать свою невнимательность, а потому мы имеем дело с пособием, не заслуживающим доверия там, где такая исключительная точность была бы крайне необходима.
Очередной пример мы видим в следующем же абзаце мистера Шоу. «Марк заслуживает нашей признательности тем, что не даёт никаких ссылок на древних пророков и тем самым не только экономит наше время, но и избегает нелепого вывода, будто бы Христос просто собирался
подобно часам благодаря преопределённому ритуалу, а не был человеком из плоти и крови».
На самом же деле евангелие начинается как раз с исполнения пророчеств: «Как написано у пророков: вот, Я посылаю Ангела Моего пред лицем Твоим, который приготовит путь Твой пред Тобою. Глас вопиющего в пустыне: приготовьте путь Господу, прямыми сделайте стези Ему»
(Мк. 1:2-3). Есть и другие ссылки на пророчества (Мк. 12:10,35-36 и Мк. 15:27-28). В большинстве случаев это утверждение Шоу верно; но всё же оно не настолько точно, как следовало бы в работе подобного рода.
Мы должны возразить против последнего заявления, сделанного мистером Шоу в этом предложении. Ритуал, посредством которого Иисус собирался «подобно часам», универсален. Это не так уж и абсурдно. Мы все поныне собираемся посредством этого ритуала. Если бы это было не так, он никогда не смог бы поразить воображение людей всех культур так, как это случилось. Ритуал этот — всего лишь драматическая формулировка самых очевидных и важных законов природы.
Шоу заявляет, что не может представить, будто бы Иисус «считал проклятие воздаянием за ошибки». Действительно, из приведённого пассажа такое не следует; но ссылки на проклятие в обычном христианском понимании регулярны в других частях евангелия.
Напоследок Шоу говорит, что «в целом. Марк оставил современным читателям то же, что и Матфей». Так что вовсе не здесь должны мы искать какие бы то ни было факты, которые «ставят Иисуса выше Конфуция или Платона». Быть может, нам повезёт больше с Лукой?
ЛУКА: Лука — художественный писатель
Когда мы берём в руки Евангелие от Луки, мы встречаемся уже с новым рассказчиком и с его крепким природным талантом в повествовательном искусстве. Не успев прочесть и двадцати стихов Евангелия от Луки, ты понимаешь, что перешёл от летописцев, пишущих ради увековечивания важных фактов, к художнику слова, рассказывающему истории ради самого рассказа. В самом начале он являет нам очаровательнейшую идиллию всей Библии: историю Марии, которая из-за переполненности гостиницы пришла в хлев и положила своего новорождённого сына в ясли, и пастухов, которые содержали на поле ночную стражу у своих стад и пред которыми предстал Ангел Господень, и слава Господня осияла их, и внезапно явилось с Ангелом многочисленное воинство небесное. Эти пастухи приходят в хлев и сменяют царей из хроник Матфея. Этот рассказ настолько всецело поглощает нас и поражает наше воображение, что обычно мы полагаем, будто бы он записан во всех евангелиях; но это — повесть Луки и его одного: ни один из прочих ни словом не намекает ни на что подобное.
Ничего не меняет на счету мистера Шоу и Евангелие от Луки. Однако, как может быть небесполезно добавить, многие учёные-библеисты подозревают, что Лука был греческим врачом. Это евангелие действительно весьма напоминает романы эллинистического декаданса. Значение такой характеристики Луки в том, что его способна раскритиковать даже служанка, способная придать подобной работе хоть какую-то историческую ценность. По всей видимости, евангелие это было оставлено из-за своей апелляции к греческому населению Малой Азии, где христианство имело огромный успех. Мы можем согласиться с заурядным учёным, что Евангелие от Матфея изначально предполагалось для убеждения евреев в том, что Иисус — тот самый Мессия, которого они ожидали. Матфей сразу берёт быка за рога: «Родословие Иисуса Христа, Сына Давидова, Сына Авраамова». Лука разъясняет своим читателям в первой главе (ст. 5), что Ирод был царём Иудейским, а когда подходит к родословию, не останавливается на Аврааме, но заканчивает (3:38) словами «сын. Адамов, Божий». Также стоит отметить, что Евангелие от Луки адресуется персонально некоему Феофилу — несомненно, греку.
Очарование повествования Луки
Лука придаёт очарование сентиментального романа каждому инциденту. Благовещение, как описано Матфеем, было адресовано Иосифу и являлось всего лишь предупреждением, чтобы тот не разводился с женой по причине её нечестивости. В Евангелии от Луки оно обращено к самой Марии и происходит гораздо раньше, с ощущением экстаза невесты Святого Духа. Иисус делается утончённее и мягче почти до неузнаваемости: непреклонный, безапелляционный ученик Иоанна Крестителя, никогда не обращавшийся с фарисеем или книжником без уничижительного эпитета, становится деликатным, мягким, общительным, почти изысканным мужчиной; а иудей-шовинист превращается в сторонника иноверцев, которого выгоняют из синагоги в его родном городе, когда он напоминает прихожанам, что пророки порой предпочитали язычников иудеям. Более того, они пытаются свергнуть его с некоего подобия Тарпейской скал , которую они используют для казней; но он, пройдя каким-то образом посреди них, удаляется: единственный намёк на подобное деяние в евангелии. Нет ни слова о женщине из рода сирофиникиян. В конце истории он кротко терпит все свои страдания; следует по пути к месту казни с безмятежным спокойствием; не проявляет ни тени отчаяния на кресте; и умирает с завидным достоинством, восхваляя в душе Бога, после того, как молится о прощении своих преследователей на том основании, что они «не знают, что делают». Согласно Матфею, частью его смертной муки стало то, что даже воры, распятые рядом с ним, злословили на него. Согласно Луке, это делал лишь один из них; и первого попрекает второй, который просит, чтобы Иисус помянул его, когда придёт в царствие своё. На что Христос ответствует: «Ныне же будешь со Мною в раю»,
имея в виду, что три дня своей смерти он проведёт там. Короче говоря, используются все доступные средства, чтобы преодолеть безжалостный ужас хроники Матфея, облегчить напряжение Страстей в соответствующих эпизодах и представить Христа как возвысившегося над человеческими страданиями. Таков Иисус Луки, который и завоевал наши сердца.