В рассматриваемом случае, как это и бывает, изучение фактов невозможно. Мы выяснили, что таков извечный обычай — почитать всякого выдающегося человека атрибутом его божественного рождения. Истоки этого могут таиться в магии или в религии; но в случае предполагаемой жизни Иисуса это вряд ли было нечто большее, нежели литературное приукрашение. В словах о том, что Ромул и Рем порождены девой-весталкой от Марса, ни один человек с маломальским поэтическим чутьём вкупе со здравым смыслом не усмотрит того, что заявивший подобное желает чего-то большего, нежели подчеркнуть их воинское величие и целомудрие их матерей.
Помимо того, эта история, разумеется, была способна ещё и поражать воображение обывателя. Не стоит забывать, что в те времена писательское искусство считалось волшебством. Старинное слово для обозначения магии, «gramarye», означает всего лишь «писание». В глазах обывателя казалось чудом понимать человека на расстоянии иначе, чем посредством устной речи. Само отношение к чудесам зависит, как будет показано далее, от психологии людей, среди которых они сотворяются. Таким образом, претензии на буквальное понимание божественного происхождения того или иного человека означают лишь то, что кто-то решил, будто этот человек был великим. Если мы пытаемся прочесть здесь нечто большее, чем в другом подобном тексте, нам придётся допустить, что ни у кого нет никаких причин присваивать истину в отношении одной истории более, чем в отношении другой. Нет выбора для логика, где наука безмолвствует, но принимать нужно всё или ничего.
Был ли Иисус трусом?
Я прекрасно сознаю, что это впечатление преимущества производится далеко не на всех: даже не на всех тех, кто обладает крайней восприимчивостью к подобному. Невзирая на колоссальную массу насаждённого христопоклонничества, не имеющую реального значения, ибо лишённую интеллекта, среди людей, по-настоящему свободных самостоятельно рассуждать о сути вещей, остаётся много искренней антипатии к Иисусу и неуважения к его отказу спасти себя и противопоставить неприятелю личную храбрость и хитрость, как Магомет. Мне приходилось слышать гораздо более резкие высказывания по этому поводу от лиц, воспитанных в Англии, в христианской вере, чем от магометан, которые, как и их пророк, весьма чтят Иисуса и относятся к нему, по меньшей мере, с таким же почтением и благоговением, как мы — к Иоанну Крестителю. Но эта бульдожья непочтительность британцев основана на полном непонимании причин, подвигнувших его на добровольные тяжкие муки и смерть.
Современный секулярист обычно настроен считать Иисуса человеком подобно себе самому и ничем иным и потому невольно впадает в заблуждение, будто бы Иисус разделял эту точку зрения. Но авторы Нового Завета (важнейшие источники для верующих в реальное существование Иисуса) со всей ясностью дают понять, что на момент смерти Иисус сам верил, что был христом, божественным персонажем. Следовательно, нелепо критиковать его поведение перед Пилатом так, словно он был полковником Рузвельтом, или адмиралом фон Тирпице , или даже Магометом. Примите ли вы его убеждённость в собственной божественности так же безоговорочно, как Симон Пётр, или отвергнете её как навязчивую идею, заставившую его безропотно идти на муки и самопожертвование в полной уверенности, что вскоре он вновь восстанет во славе, вам равно придётся признать, что для такого поведения, уподобляющего его трусу или овце, он проявил весьма незаурядную физическую стойкость, проходя через тяжкие испытания, от которых он мог защитить себя с той же эффективностью, с которой изгонял меновщиков из храма. «Кроткий Иисус, смиренный и мягкий» — сопливое изобретение современности, не основанное на евангелиях. Святой Матфей неспроста применяет к Иисусу те же прилагательные, что и к Иуде Маккавею; и даже Лука, изобразивший Иисуса почтительным и любезным, не делает его смиренным. Образ его как английского викария комедийно-фарсового типа, слишком робкого для драки с полицейскими и всеми битого, может быть полезен в детской, чтобы учить детей кротости; но мысль о том, что такая фигура может стать когда-нибудь средоточием мирового внимания, слишком уж смехотворна для обсуждения; взрослые мужчины и женщины могут добродушно поболтать о безобидном создании, которое треплется о дружеских чувствах и оказывается беспомощным простофилей, стоит обратиться к нему за помощью; но они не пойдут за ним и не сделает того, что он скажет им, поскольку не пожелают разделить его поражение и позор.
В этом разделе очерка не так уж и много мест для критики. Никто не спрашивает о смелости того, кто был «слишком горд для драки», когда несколько дней назад он предоставил бесспорные свидетельства этого качества, атаковав местную Уолл-стри.
Но теперь мы подходим к первой из проблем мистера Шоу с текстом евангелий. Ему стоит прочесть их снова. Он говорит: «“Кроткий Иисус, смиренный и мягкий” — сопливое изобретение современности, не основанное на евангелиях». Обратившись к Евангелию от Матфея (11:29), мы обнаруживаем: «Возьмите иго Моё на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдёте покой душам вашим». Это прямое утверждение его кротости.
Теперь см. Мф. 21:5. Ему было просто необходимо быть смиренным из-за пророчества:
«Скажите дщери Сионовой: се, Царь твой грядёт к тебе кроткий, сидя на ослице и молодом осле, сыне подъяремной».
Кротость также один из важнейших моментов его учения. «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное» (Мф. 5:3), — и далее: «Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю».
Кроме того, в той же главе (ст. 44): «А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас». У Луки (6:30) читаем: «Всякому, просящему у тебя, давай, и от взявшего твоё не требуй назад». Есть и дюжина других подобных пассажей.
Это, безусловно, и значит «слишком робкий для драки с полицией». После этого Шоу отмечает: «Мысль о том, что такая фигура может стать когда-нибудь средоточием мирового внимания, слишком уж смехотворна для обсуждения». Но в вышеприведённых фрагментах — несомненные указания на то, что он был именно такой фигурой; и он, без сомнения, стал как раз средоточием мирового внимания, ибо вот они, мистер Шоу и я, брюзжащие над его костями!
Был ли Иисус мучеником?
Таким образом, необходимо очистить наши умы от представления о том, будто бы Иисус умер, как некоторые имеют обыкновение заявлять, во имя своих социальных и политических убеждений. Есть множество мучеников за эти убеждения; но он не был из их числа, да и вообще (о чём свидетельствуют его собственные слова) придавал мученичеству не больше значения, чем Галилей. Иудеи подвергли его пыткам за кощунственные притязания на божественность; Пилат же, для которого всё это было не более чем суеверными бреднями, допустил казнь Иисуса в качестве дешёвого способа утихомирить их, формально сославшись на то, что тот совершил измену против Рима, уверяя, что является Царём Иудейским.
Иисус не был ни оклеветан, ни совершенно лишён возможности защищаться. Процедуры были просты и обыденны; и Пилат, которому была подана апелляция, симпатизировал ему и презирал его судей, а, кроме того, был, по всей видимости, достаточно добросовестен, чтобы пойти на мировую. Но вместо отречения Иисус повторил преступление. Он ведал, что творит: он был покинут всеми учениками и побиваем камнями на улицах за то, что сделал. Он не лгал: он в точности верил всему, что утверждал. Ужас первосвященника был вполне закономерен: он был первейшим противником уличного проповедника-еретика, чьи уста произносили то, что казалось ему вопиющим и наглым богохульством. То, что богохульство это было для Иисуса простой констатацией факта и что ныне оно принято таковой всеми странами Запада, не отменяет судопроизводства и не даёт нам права считать Анну и Каиафу большими злодеями, чем Архиепископ Кентерберийский или ректор Итонского колледжа. Если бы Иисус обратился в современный суд, его бы исследовали два врача; обнаружили бы, что его преследуют навязчивые идеи; объявили бы невменяемым; и отправили бы в дурдом: вот и вся разница. Но имейте, пожалуйста, в виду, что если человек предстанет перед современным судом (если рассматривать случай, произошедший в другие времена), заявляя и ручаясь, что является офицером, вернувшимся из-за границы, чтобы получать Крест Виктории из рук короля, хотя на самом деле он простой механик, никто и не подумает о том, что он страдает навязчивыми идеями. Он будет наказан за надувательство, ибо его утверждение правдоподобно и, следовательно, может ввести в заблуждение. Несомненно, притязания на божественность, выказываемые Иисусом, казались первосвященнику, с нетерпением ожидавшему пришествия Мессии, вполне похожими на правду и потому могущими ввести людей в заблуждение тем же опасным образом. Вот почему тот рассматривал Иисуса как шарлатана и святотатца, тогда как мы взялись бы лечить его как душевнобольного.