— Значит, орден был готов? — спросил Торвальдсен.
— Орден уже был свидетелем того, что может с ним сделать враждебный правитель. Филипп Четвертый был похож на Фридриха. В юности он хотел вступить в орден, но ему отказали. Он затаил пожизненную злобу на братство. В начале его правления тамплиеры спасли Филиппа, когда он пытался обесценить французскую валюту и народ восстал. Его укрыли в парижском Тампле. После этого он чувствовал себя обязанным тамплиерам, а такое мало кому по душе. Так что да, к октябрю тысяча триста седьмого года орден был готов. К несчастью, нет никаких записей о том, какие меры предосторожности были приняты. — Взгляд Марка вперился в лицо Стефани. — Папа отдал жизнь поискам разгадки.
— Ему это нравилось? — произнес Торвальдсен.
Отвечая датчанину, Марк не сводил глаз с матери.
— Это была одна из немногих вещей, действительно приносивших ему радость. Он хотел доставить радость своей жене и себе, но, к сожалению, ему не удалось ни первое, ни второе. Так что он решил выйти из игры. Оставить нас всех.
— Я никогда не хотела верить, что он совершил самоубийство, — ответила она сыну.
— Но мы никогда этого не узнаем?
— Может, и узнаете, — внезапно сказал Жоффруа. В первый раз за все время молодой человек поднял взгляд от стола. — Магистр сказал, что вы можете узнать правду о его смерти.
— Что ты знаешь? — спросила Стефани.
— Я знаю только то, что мне сказал магистр.
— Что он сказал тебе о моем отце? — Марка охватил гнев. Стефани не могла вспомнить, чтобы он так злился на кого-то, кроме нее.
— Что у вас будет возможность узнать. Больше ничего. — Жоффруа говорил тихо и примирительно. — Магистр велел мне быть терпимым к вашим чувствам. Он сказал, что вы мой начальник и я должен относиться к вам только с почтением.
— Но кажется, только у тебя есть ответы, — заметила Стефани.
— Нет, мадам. Я знаю только метки. Ответы, как сказал магистр, должны найти вы все вместе.
ГЛАВА XLVIII
Малоун последовал за Кассиопией в просторное помещение с потолком, укрепленным балками, и обшитыми панелями стенами, завешенными гобеленами, на которых были изображены кирасы, мечи, копья, каски и щиты. В длинной комнате, освещенной сверкающими канделябрами, возвышался черный мраморный камин. Из обеденной комнаты сюда пришли остальные, и он заметил необыкновенную серьезность на их лицах. Около окон стоял стол из красного дерева, на котором были разложены книги, документы и фотографии.
— Пришло время увидеть, к каким выводам мы можем прийти, — провозгласила Кассиопия. — На этом столе собрано все, что я смогла найти на интересующую нас тему.
Малоун рассказал остальным о дневнике Ларса и о том, что часть информации в нем фальшива.
— Включает ли это его слова о себе самом? — спросила Стефани. — Этот молодой человек, — она указала на Жоффруа, — прислал мне страницы из дневника, страницы, вырезанные его магистром. Там шла речь обо мне.
— Только вы можете знать, правду ли он сказал или нет, — ответила Кассиопия.
— Она права, — добавил Торвальдсен. — Дневник по большей части подделка. Ларс создал его как ловушку для тамплиеров.
— Еще одна вещь, которую вы удачно забыли упомянуть в Копенгагене, — едко сказала Стефани.
Торвальдсен не поддался на провокацию.
— Важно то, что де Рокфор считает дневник подлинным.
Спина Стефани выпрямилась.
— Вы сукин сын, нас могли убить, когда мы пытались вернуть его.
— Но не убили же. Кассиопия присматривала за вами.
— Думаете, это вас оправдывает?
— Стефани, неужели вы ни разу не утаивали информацию от ваших агентов?
Она придержала язык.
— Он прав, — заметил Малоун.
Она резко повернулась и уставилась на него.
— Сколько раз ты давала мне только часть картины? — продолжил он. — И сколько раз я потом жаловался, что нехватка информации могла меня убить? И что ты мне отвечала? «Привыкай». Тут то же самое, Стефани. Мне нравится это не больше, чем тебе, но я привык.
— Почему бы нам не перестать ссориться и не заняться делом? — предложила Кассиопия.