- Мы нужны Богу для благовестия. Не думай, что я боюсь пострадать. Я готов, если придется, и жизнь отдать. Но во всем надо поступать благоразумно. И еще: нам нужно многое познать, многому научиться у знающих людей. Торопиться не нужно. Все в свое время. Мне вот еще и грамоте надо выучиться.
- А я так не могу, Миша. Вечная мысль, говоримая еще древними людьми: делай, что должно, и будь что будет. А будет всегда лучше, чем мы думаем. Время нужно не упустить. Самое ценное время для человека сейчас. Я жажду действовать. Я понимаю, что должен креститься, звать к этому людей, отца, маму - всех, кто страдает и рвется к свету. Ты не смущайся, что иногда я говорю вычурными словами, это все от книг. Трудно теперь перейти на золотой язык Евангелия.
Как самому близкому человеку рассказал Иван отцу о своем решении креститься. Но кто может это совершить? Как решить этот вопрос? Иван считается православным. За крещение грозит каторга. И тому, кого крестят, и тому, кто крестит. За себя Иван не боялся. Но кто может взяться крестить его? Где этот посланный Богом креститель? И, не имея возможности решить этот вопрос, отец с сыном решили поехать в Рорбах к немцам и посоветоваться с ними.
Глава 11. Встреча с немцами-колонистами
Ивану исполнилось 20 лет. Расцвет силы, молодости и добрых намерений. Долгие часы, проведенные молодым человеком среди книг тети Кати, расширяли круг его знаний и запросов. Многое, что он видел в жизни, не соответствовало тем идеалам, которые сложились у него по книгам и размышлениям. Но чтение и познание Евангелия сглаживало углы, производило примирение и помогало находить единство во всем.
В воскресенье Ваня с отцом ехали на зеленой одноколке в Рорбах к немцам. Они намечали побыть на их богослужении, а затем спросить совета о крещении Ивана.
- Я часто думаю, - заговорил отец, правя лошадью, - не посещать ли нам всей семьей воскресные собрания немцев? Они знают наш язык и поймут нас. Мы постепенно научимся их языку. Они читают Евангелие, поют, молятся. Ведь лучше на богослужении, не понимая языка, чем быть в православной церкви и выслушивать на родном языке чуждую своей душе евхаристию...
- Ты прав, отец. Но кто такие немцы по жизни в сравнении с тем, что исповедуют? Кто-то мне в мастерской рассказывал, что они и в Бога верят, а затем собираются и курят, блудят, пьют вино. Как же нам тогда быть с ними?
Вот и Рорбах. Одноколка проехала небольшой мостик через речушку и стала подниматься по мощеной булыжником дороге к селу. Дома стояли по обе стороны дороги, красуясь каменными фронтонами. Только одно большое здание стояло чуть в стороне. Это и был молитвенный дом всей округи. На улице было пусто. Все были в собрании. В просторном дворе молитвенного дома стояло много возков, колясок с запряженными лошадьми, которые мирно жевали подложенную им траву.
Федор въехал под тень высокой акации, тоже выпряг лошадь, привязал к коляске, задал овса и вместе с сыном, стараясь ступать тихо, вошли в здание с парадного крыльца.
С большим напряжением старались они слушать, что говорят, но не могли ничего понять, ибо все говорили и пели на немецком языке. Во время молитвы все стояли на коленях. В просторном зале рядами стояли длинные скамьи, окрашенные темной краской, вдали, около стены, высокая кафедра. На стенах, в рамках, висели изречения на немецком языке. Кто-то молился за кафедрой высоким голосом на немецком языке. Когда молитва окончилась, все поднялись с колен, сели на скамьи. Сели и Онищенко. На них никто не обратил внимания: посещение незнакомых людей здесь обычное явление. Пения хора не было. Он собирался только по большим праздникам. За кафедрой пастор что-то сказал, и все, раскрыв песенники, что-то запели, запели гладко и слаженно. Затем пастор читал из Евангелия о потерянной и найденной драхме и довольно долго разъяснял. Федор, вращаясь среди немцев, немного понимал, что говорили, и коротко, вполголоса переводил слышанное Ивану. Собрание длилось недолго. Снова пели, молились и окончили молитвой пастора.
Местные жители скоро разошлись, а Федор с сыном остались, ожидая, пока освободится пастор. К ним подошли два пожилых немца и спросили, откуда они.
- Мы приехали из Основы с сыном, хотим спросить, посоветоваться, - ответил Федор, вид которого, по-видимому, вызвал у немцев уважение. Подошел пастор и, узнав по какому поводу они приехали, почтительно сказал:
- Тогда приглашаю вас в свой дом на обед. Кстати, у нас сегодня много гостей из окрестных сел, и мы вместе пообедаем и посоветуемся.
Когда вошли в дом, хозяйка уже рассаживала гостей за большой стол, уставленный яствами. Хозяин представил немцам отца и сына Онищенко и произнес краткую молитву. Молитва, даже на языке, который не все знают, сразу сближает людей. Все, как есть, предстают пред лицо единого для всех Отца небесного. Ели спокойно, молча, общий стол не место для разговоров. После обеда все спели благодарственный псалом и поднялись, благодаря хозяйку. Хозяин пригласил всех в большой зал, обставленный простой, но добротной деревянной мебелью. Посреди стоял большой круглый стол. Гостей было более десяти человек. Когда все расселись по местам, хозяин дома, пастор церкви немецких колоний в округе Рорбаха, торжественно поднялся и стал говорить по-русски, поднимая руку вверх: