- Книгу я вам не отдам, я заплачу за нее столько, сколько вы скажете, - упрямо сказал он, не желая даже думать о недопустимости приобретения таким путем.
- Отдай мне мою книгу, - поднимая голос и гневаясь, сказал крестьянин, и в глазах его засверкала угроза. Он посмотрел на товарищей, ожидая от них поддержки и помощи в возвращении книги.
- Продай, продай мне книгу, - умоляюще говорил Федор, наглухо застегивая ворот сорочки. - Поймите меня, сыну моему, Ивану, на Троицу исполняется семнадцать лет. Он очень добрый и дитя Самого Бога. И он просил меня привезти ему с ярмарки то, что должно служить ему всю жизнь. И я долго не знал, и он не знает, что это такое. Я уже еду домой, и вот теперь узнал, что эта книга и есть то, что он так просил. Возьмите даже коня, я пешком пойду домой, - продолжал Федор, уже не отдавая отчета своим словам.
- Я сам ее, вот, достал у братьев, - сказал крестьянин, указывая на рыжего немца, - я сам хотел ее иметь вот уже столько лет.
- А этак тоже не хорошо делать, не no-Божьи это, взять и не отдавать, - укоризненно рассуждая, сказал другой крестьянин, степенно погладив бороду, - не одному тебе нужно Слово Божье.
Тогда один из немцев, подняв руку, сказал:
- Подождите, не ссорьтесь. Вот идут два наших брата, и они, наверное, могут вам помочь. Брат Иоганн никогда не отказывал.
К разговаривающим подошли два немца. Один из них, коренастый старик с подстриженной бородкой, и был Иоганн Бонекемпер, тогда уже известный благовестник Евангелия на юге России. Немцы переговорили на своем языке, и один из колонистов, расспросив у Федора кто он, откуда, перевел это миссионерам. Те внимательно смотрели на Федора, одобрительно кивая головами. А когда он с увлечением стал говорить, какой у него способный Ваня и как он будет читать всем в доме и в селе Евангелие, Бонекемпер вытащил из объемистого кармана Новый Завет на русском языке и подал его Онищенко. Федор крепко пожал немцу руку и низко ему поклонился.
- Хорошо, хорошо! - произнес Бонекемпер и, вытащив платок, протер заблестевшие слезой глаза.
Онищенко, расстегнув сорочку, вытащил оттуда Евангелие крестьянина и подал тому:
- Прости меня, брат мой, - тронутым печалью голосом сказал он, пряча свое Евангелие в боковой карман бекеши.
Тогда один из колонистов сказал Федору:
- Ты едешь, брат, в Основу. А мы рядом живем, в двенадцати верстах от тебя, в Рорбахе. Вот и поедем вместе. Мы с братьями поедем в моей повозке, а брат, - и он указал на Бонекемпера, - с его другом поедут с тобой. И по дороге побеседуете,
День склонился к вечеру, когда два возка покатили по степной дороге земли русской.
С каждым днем весна входила в свои права; стояли зелеными хлеба; стройными рядками поднимались на доброй земле юга Украины подсолнухи, кукуруза; желтизной блестела сурепка, яркой зеленью пестрело просяное поле. В небе, готовясь к ночи, звонко пели жаворонки. Медленно и низко пролетел коршун. И пьянящий воздух степи располагал к доброй беседе, к открытию сердца человека пред человеком. И когда сердца соприкоснулись с сокровенной тайной жизни, когда мысли обратились к святым словам Евангелия, а все существо устремилось к горнему, беседа вышла искренней, а потому интересной и насыщенной.
Больше говорил на немецком языке Бонекемпер, а его друг-немец переводил и разъяснял Федору Священное Писание. Федор слушал, смотрел в белесоватые, серьезные глаза добродушного немца, и ему хотелось, чтобы дорога длилась бесконечно. Немец по памяти пересказывал содержание Нагорной проповеди Иисуса Христа, а перед Федором проплывали святые примеры перед его же глазами: соль земли - и он глядел на тучные земли, дающие плоды и хлеб миру; и Отец, посылающий дождь всем без выбора; и солнце, так щедро отдающее свет и тепло всему творению Божьему; и птицы небесные, которые не сеют и не жнут и которых так питает Бог; и полевые цветы, так богато украшающие обочины степной дороги. И люди, дети Бога, сидя рядом и трясясь по дороге, говорили о любви Божьей и жили ею.
"Какой я счастливый, какой я богатый!" - думал Федор, временами ощупывая в кармане ту вещь, которая бессмертна, вечна, в которой все сказано, после чтения которой ни в чем не остается сомнения.
Была уже полночь, когда возки, миновав в темноте поворот на село Основу, подкатили к немецкой колонии Рорбах, которая длинным рядом добротных домов выстроилась вдоль дороги. У большого дома немец, ехавший на возке сзади Федора, остановился.