Робертсон камня на камне не оставляет и от биографии, и от проповедей Иисуса. Он приводит не только случайные совпадения и внешние аналогии из древнего язычества и непосредственные источники евангельских мифов. Аргументация его настолько неотразима, что даже самые твердокаменные богословы были вынуждены ныне признать факт неоригинальности евангельской этики. Уже после того, как были опубликованы Евангельские мифы, англичанином Ренделем Гаррисом была найдена в 1909 г. очень древняя сирийская рукопись, заключающая в себе религиозные песнопения, написанные, по мнению исследователей, неизвестным иудейским поэтом между 50 г. до р. х. и 67 г. по р. х.
Гарнак пишет по поводу этого документа «Ein jüdisch-christliches Psalmbuch aus dem ersten lahrhundert», 1910, что христианская община первого века вполне могла им воспользоваться для переделок некоторых его гимнов в своем духе, ибо выраженное в них религиозное чувство не уступает по силе и живости религиозному настроению ранних христиан.
А гебраист фон-дер Гольц признал в своей книге «Tischgebete und Abendmahlsgebete in der altchristlichen und in der griechischen Kirchen», что христианское причастие в его евангельской форме восходит к иудейским обрядовым молитвам перед едой. Правда, эти признания не мешают теологам и иезуанистам утверждать историческую реальность Иисуса Христа и превозносить его, как богочеловека или как гениального проповедника. Но для этого ими пускаются вход всякие логические фокусы.
Какой-нибудь I. Ropes («Die Spruche Jesu») подвергает рассмотрению так называемые agrapha, т. е. незанесенные в канонические евангелия изречения, приписываемые все таки Иисусу и признает их неаутентичными, тогда как евангелия, по его мнению, являются безусловно достоверными документами:
В чем же, однако, принципиальное различие между евангельскими изречениями и так наз. agrapha, т. е. изречениями апокрифов?
Разница только в том, что евангелия канонизированы, т. е. признаны церковью, а апокрифы ею отвергнуты.
Но ведь канонизация нового завета произошла не ранее 363 г. по р. х. (Лаодикейский собор), а католический канон установлен даже много позже (1545-1563 гг.).
При этом канонизация происходила в такой атмосфере, что достаточно привести два отзыва специалистов для того, чтобы получить представление о ней.
«Против достоверности книг нового завета говорит тот факт, что времена, в кои появились и были пущены в обращение эти книги, настолько были временами полного отсутствия научной критики, безграничного легковерия, когда литературная честность была незнакомой добродетелью; когда литературные подделки появлялись чаще подлинных произведений; когда переписчики священных книг — не задумываясь — изменяли текст подлинииков, как в своих личных видах, так и для поддержания какой-нибудь предвзятой доктрины».
Так говорит Хедж, известный английский авторитет в области критики христианских первоисточников.
А вот что пишет упоминавшийся уже нами Лекки в своей History of European Morals «Нигде христианство не является в менее привлекательном виде, чем на соборах. Интриги, насилия, несправедливость, решения на основании одного лишь авторитета и, притом, авторитета буйного большинства, — колеблют чувство уважения к соборам и заставляют сомневаться в правильности их постановлений. Эти постановления почти неизменно кончаются страшной анафемой, в которой слышится ненависть, задорное торжество, радость по поводу проклятия, бросаемого противнику, которого удалось унизить».
Почему мы после этого должны верить канону больше, чем апокрифам, которые только случайно не попали в каноны, — известно только одним богословам. Но ведь богословы и иезуанисты — люди ловкие.
Когда их припирают к стене, когда их с неопровержимыми аргументами в руках заставляют признать бессвязность, бессистемность евангелий, они пускают в ход трюк, достойный тертуллиановского Credo, quia absurdum: «Достоверность евангелий только подтверждается отсутствием биографии Иисуса Христа».
Крупной научной заслугой Робертсона является то, что он совершенно неопровержимо показал мифичность не только евангельских эпизодов и проповедей, но и того героя, которому проповеди эти приписаны. Из всей аргументации Робертсона явствует следующее.
1. Ни Иисус Павла, ни Иисус евангелий, — не были живыми личностями, а с самого начала были культовыми героями.
2. Все, приписываемые ему проповеди и институты, исходят не от какой-нибудь отдельной личности, а являются продуктом коллективной компилятивной работы, которую проделала складывавшаяся в первом веке нашей эры верхушка христианской церкви, черпавшая без зазрения совести и из иудейских и из эллинистических источников.