— Вам, мосье, нравится иметь силу и известность, мне — иметь силу, оставаясь в тени.
— Да, да. Понимаю. Но оставим это. Я просил вас принести дело Галуа. Оно с вами?
Мосье Лавуайе показал на толстую папку, лежавшую на столе.
— Есть краткое изложение дела?
Мосье Лавуайе раскрыл папку и, вынув два листа, исписанные мелким аккуратным почерком, протянул их мосье Жиске.
— Работать с вами — одно удовольствие. Все всегда в полном порядке.
Выражение каменного лица не изменилось.
— Не прочтете ли вслух?
Мосье Лавуайе взял бумагу в руки. Длинные, хрупкие на вид пальцы на самом деле были сильными, цепкими. Он стал читать быстро, без всякого выражения:
— «Эварист Галуа. Краткое изложение. Родился в Бур-ля-Рен 25 октября 1811 года. Отец — мэр Бур — ля-Рен, либерал с республиканским уклоном. Ни в каких политических заговорах не участвовал. Мать честолюбива, энергична. С некоторыми странностями. Одна сестра, 24 года. Младший брат, 17 лет. Ни та, ни другой политикой не интересуются. В 1829 году отец кончил жизнь самоубийством. Похороны послужили поводом к беспорядкам, учиненным жителями Бур-ля-Рен. Во время беспорядков ранен камнем приходский священник. Один из зачинщиков — Эварист Галуа.
Дважды потерпел неудачу на экзаменах в Политехническую школу. Поступил в Нормальную школу. В июльской революции не принимал участия. Выступал против директора мосье Гиньо за то, что студентов не выпускали из здания школы. 3 декабря 1830 года опубликовал в «Газетт дез Эколь» письмо против мосье Гиньо. Исключен из Нормальной школы 4 января 1831 года.
В августе 1830 года стал членом Общества друзей народа. Старался вызвать волнения среди присутствовавших на открытом собрании общества 17 сентября 1830 года, выступив с пламенной речью и бросив клич «Смерть министрам!». Вступил в артиллерию национальной гвардии. Ночью 21 и 22 декабря находился во дворе Лувра; пытался убедить артиллеристов передать орудия черни. Участвовал почти во всех мятежах и волнениях в Париже.
9 мая 1831 года на банкете республиканцев в «Ванданж де Бургонь» с кинжалом в руке предложил тост «За Луи-Филиппа». До 15 июня находился в предварительном заключении в Сент-Пелажи. 16 июня был оправдан судом присяжных. На суде весьма яростно нападал на правительство. Утверждал, будто бы произнесенный им тост был: «За Луи-Филиппа, если он предаст». Хотел либо сам убить короля, либо побудить к этому других — в случае, если король предаст. Утверждал, будто бы король способен к предательству, если уже не совершил его.
Характеристика: говорит либо очень спокойно и иронически, либо страстно и несдержанно. По всей видимости, обладает выдающимися математическими способностями, хотя и не признан профессиональными математиками. Читал лекции по математике в книжной лавке Кейо, улица Сорбонны, 5. Республиканской пропаганды на лекциях не проводил. Один из самых крайних республиканцев. Чрезвычайно храбр, непримирим и фанатичен. С женщинами связей не имеет. Не знает страха и может быть весьма опасен. Способен оказать большое влияние на народ. Сблизиться с ним для наших не составит труда: он доверчиво относится к людям и неискушен в житейских делах».
Мосье Лавуайе кончил чтение и аккуратно вложил листки в папку.
— Отличная работа, — тихо, как бы про себя произнес мосье Жиске. Он забарабанил пальцами по столу. — Похоже, что он будет одним из ваших первых клиентов.
— Да. Он будет одним из первых моих клиентов, — тем же ровным голосом, но с оттенком нежной мечтательности отозвался мосье Лавуайе.
VII СЕНТ-ПЕЛАЖИ
14 июля 1831 года
Сорок два года прошло с тех пор, как народ Парижа штурмом взял Бастилию и поднял на копье головы Делонэ и Флесселя. Это была первая после июльских дней годовщина Великой революции. Помянет ли народ славное прошлое, возобновив борьбу? В качестве предупредительной меры полиция подготовила и совершила перед 14 июля ряд предварительных арестов. Вместе с другими был заключен в Сент — Пелажи Распай, которого обвинили в том, что он писал памфлеты, поднимавшие народ против короля.
В этот июльский день Галуа и Дюшатле тоже были готовы сыграть свою роль. Им предстояло повести республиканцев от Елисейских полей до Гревской площади, где сорок два года тому назад народ расправился с защитниками Бастилии. Здесь, на Гревской площади, они собирались посадить деревья в память свободы, такой близкой, что, казалось, протяни руку — и она будет твоей сегодня же. И такой далекой, что завтра опять нужно идти за нее на бой.