В монастыре также работали школа церковной живописи и училище для девушек из высшего сословия. Здесь их воспитывали, обучали грамоте и различным рукоделиям. Известна была школа для девочек-сирот при Вознесенском монастыре. Сохранились одежды схимонахинь конца XIX столетия.
Привлекает внимание тот факт, что к одной из схим была приложена записка. Содержание записки таково: во время посещения Вознесенского монастыря тогда ещё великий князь Николай Александрович узнал о подвигах схимонахини Марии и поцеловал ей руку.
Помогали сёстры монастыря многим обращавшимся к ним и во время Русско-японской и Первой мировой войн. Например, сохранилось письмо из Комитета сестёр милосердия Царскосельской общины, Иверского Красного Креста — игуменье Вознесенского монастыря Евгении от 9 сентября 1914 года: «Ваше Высокопреподобие! Глубокоуважаемая матушка! Иверская Община прибегает к Вашему Высокопреподобию с просьбой помочь в следующем деле: когда в госпитале Общины умирает кто-либо из лечащихся в ней раненых и больных воинов, некому бывает читать над умершим псалтирь… Помогите нам, Глубокоуважаемая матушка, выйти из этого трудного положения и благословите монахинь обители Вашей на служение воинам нашим чтением псалтири над теми из них, кому суждено будет окончить дни свои в Госпитале Иверской общины». Что и было сделано.
Особый интерес представляют размышления-воспоминания известного русского писателя Ивана Шмелёва, связанные с Вознесенским женским кремлёвским монастырём и его жизнью на рубеже XIX—XX столетий. Как известно, писатель прожил последние годы жизни в эмиграции, в Париже. А перед самой кончиной он поселился в женском православном русском монастыре во Франции — Бюсси-ан-От, за ним ухаживали монахини до самого его последнего дня. Автору данной книги довелось принять участие в перевозе («перелёте») праха Ивана Сергеевича Шмелёва из-под Парижа в Донской монастырь в Москве. Так писатель распорядился в своём завещании. Также автору данной книги приходилось переписываться с монахиней обители Бюсси-ан-От матушкой Елизаветой, в миру — герцогиней Лейхтенбергской. Она была потомком Эжена Богарне, сына Наполеона, связанного с чудесами преподобного Саввы Сторожевского, имеющего отношение к жизни княгини Евдокии Дмитриевны, супруги Дмитрия Донского.
Это долгое «предисловие» необходимо для того, чтобы понять те ощущения, которые пытался передать читателю в эмиграции выдающийся писатель русского зарубежья. Именно в те годы И. С. Шмелёв создал строки, связанные с уникальным ощущением и пониманием быта Вознесенской обители, которую, как ему казалось и как вышло на деле, он уже не смог бы увидеть никогда.
Видимо, Вознесенский монастырь был для него очень важным местом Москвы. Собственно, жил Шмелёв до вынужденной эмиграции на Полянке, в 20 минутах ходьбы от Кремля. Думаю, что многие его ощущения, которые он передал героям своих произведений, — не требуют дополнительных комментариев. Попробуем привести их в возможной полноте.
Итак, из книги И. С. Шмелёва «Пути небесные» (том 1, Париж, 1937). Главная героиня произведения — Даринька — тесно связана с жизнью монастыря.
«Виктор Алексеевич знал, что придётся пойти ко всенощной: такой праздник, и Дариньке будет грустно, если он не пойдёт. Стало темнеть, и Даринька сказала, что хочет поехать в Кремль, в Вознесенский монастырь. Почему непременно в Вознесенский? Она сказала, смутясь, что так надо, там очень уставно служат, поют как ангелы и она «уже обещалась»… Она сказала, что там придел во имя Рождества Иоанна Крестителя, а он родился по ангельскому вещанию, от неплодной Елисаветы… — там упокояются двенадцать младенчиков-царевен и шестнадцать цариц, даже на кровле башенки в коронах… и младенчикам молятся, когда в таком положении… и ещё поясок, если носить с подспудных мощей благоверной княгини Ефросинии, то разрешает… Даринька смутилась и умолкла. Он спросил, что же разрешает поясок… Она шепнула смущённо — доверчивым, детским шёпотом, что «разрешает неплодие, и будут родиться детки»… В Вознесенском монастыре служба была уставная, долгая. Даринька стеснялась, что трудно ему стоять от непривычки: может быть, он пойдёт, а ей надо, как отойдёт всенощная, поговорить «по делу» с одной старушкой-монахиней, задушевницей покойной матушки Агнии. Виктор Алексеевич вспомнил про «поясок» и улыбнулся, как озабоченно говорит Даринька про это. Жалостный её взгляд сказал: «Ты не веришь, а это так». На величании клирошанки вышли на середину храма, как в Страстном под Николин день. Такие же, бесстрастные, восковые, с поблекшими устами, в бархатных куколях-колпачках, Христовы невесты, девы…