Любопытно, что в тот момент, когда Тамм разговаривал с Ивановым, корреспондент ТАСС Родионов диктовал в Катманду сообщение об успехе альпинистов, о первом советском восхождении. На магнитофонной пленке одновременно слышны голоса Тамма, Иванова и Родионова, который словно заклинание повторял:
-- Главные трудности еще впереди, главные
трудности еще впереди...
Это была чистая правда, хотя и позади тоже их было немало: день 4 мая, день торжества Победы, начался с драматических событий, произошедших вовсе не под вершиной.
Утром проводили из базового лагеря передовую связку четверки Хомутова--Алексей Москальцов и Юрий Голодов пошли по ледопаду вверх, полные сил и желания завершить свой путь на вершине. На следующий день вслед за ними должны были выйти Валерий Хомутов и Владимир Пучков, но вышли они раньше... и не на вершину, а к трещине на ледопаде, куда упал Леша Москальцов.
Поначалу никто в лагере толком не понял, что произошло, поскольку вышедший на связь Голодов произнес странную фразу:
-- Значит, Евгений Игоревич, здесь у выхода на
плато, где был завал, Леша упал с лестницы в
трещину. Подвернул ногу. Я сейчас его вытащил. Он
наверху. В общем, все нормально. Он не так сильно
подвернул ногу.
Получилось, что Москальцов упал, но не очень страшно. Все. Голодов сообщил, что Леша сам выбрался, но все-таки попросил подослать Трощи-ненко и доктора. Позже Голодов объяснит, что реальную ситуацию не хотел описывать; поскольку знал, что Балыбердин с Мысловским идут к вершине, и не хотел, чтобы они, услышав о том, что произошло с Лешей, расстроились.
А произошло вот что. Они с Голодовым, воодушевленные выходом первой двойки к вершине, шли по ледопаду, по которому ходили уже не раз. Но ледопад--коварная штука. Сколько ни ходи, нельзя к нему привыкать. Не имеешь права на автоматизм, потому что он, постоянно двигаясь, меняется и еще потому, что это начало пути или конец его.
Однажды я спросил знаменитого летчика Владимира Коккинаки, что отличает испытателя от обычного летчика, и был готов услышать целую гору разностей. Владимир Константинович тем не менее назвал одно самое важное отличие, оно заключается в том, что испытатель не должен иметь привычку летать. Он каждое движение должен делать не механически заученно, а осмысленно. Это очень непросто--быть постоянно в напряжении и не давать себе возможности расслабиться, включив внутренний автопилот. Вероятно, вообще жить следует так, как летают летчики-испытатели, но не получается. Они ведь, отработав в небе, спускаются на землю, где могут разрешать себе расслабленность, ошибку или следование привычному тону жизни... Но так они отдыхают, а мы (не все, конечно) живем порой...
59
Москапьцов и Голодов, как и остальные участники гималайской экспедиции,--испытатели. Они испытывали в Непале себя, свои возможности, способности, свое умение, мастерство, свои человеческие ресурсы. Испытание Эверестом требовало максимальной концентрации сил. Но каждый из них в обычной, неэверестовской, жизни был простым человеком, не суперменом отнюдь, со своими привычками и слабостями.
Голодов, увидев упавшего Москальцова, повел себя по-житейски привычно: он хотел, как говорится, "подготовить родных и близких", поэтому к реальной информации подбирался постепенно. В следующий сеанс связи он уже сообщил, что ситуация несколько хуже, чем он ожидал,--у Леши сильно шла кровь из носа, и холод не останавливал ее; кроме того, с ногой сложности--видимо, подвернул.
Доктор Свет велел, чтобы Москальцов лежал не двигаясь.
Тамм отправил к месту происшествия Хомутова, Пучкова, Трощиненко, Орловского. Потом ушли Овчинников, Романов. Все пошли встречать, помогать и нести Москальцова... ^
Позже Трощиненко рассказывал:
-- Мы с доктором, Пучковым и Хомутовым вышли к месту, где стоял Голодов. Его было видно издалека. Что произошло--толком никто не представлял, потому что Голодов что-то темнил: во время радиосвязи не сказал четко, что там на самом деле. Сочинял что-то. Поэт. Мы пришли раньше Орловского и думали взять Лешку за шкирку и вести вниз. А как посмотрел я на него... Нет, думаю, пусть лежит-ка лучше парень до прихода доктора.
Зрелище было, по свидетельству спасателей, тяжелое. Огромный синяк--гематома--закрывал пол-лица. Леша Москальцов лежал на снегу. Смотрел, не мигая, на Эверест одним только глазом. Увидев подходивших ребят, он закрыл его, и когда открыл, родившаяся в нем слеза поползла по щеке. Он все понял. До этого момента он, может быть, надеялся, что обойдется, хотя как могло обойтись? Счастье и случай, что он остался жив. Но об этом он не думал. Он думал, что ребята завтра пойдут на Гору и вернутся со щитом, а его на щите теперь отнесут вниз.
Это было, вероятно, не самое опасное место на ледопаде--две соединенные в стык лестницы образовали узкий мостик через трещину. Параллельно с мостом была натянута веревка, за которую надо было зацепиться карабином, но чувство испытателей покинуло ребят. Они помнили, что главное, самое сложное их ждет впереди, у вершины, там, куда теперь приближаются Балыбердин с Мыслов-ским, а ледопад--вещь привычная. Не мне им рассказывать, что ничего привычного в их маршруте быть не могло. Каждый шаг, даже по проложенному пути, таил в себе огромную опасность.
Москальцов не пристегнулся к веревке. Переходя покосившуюся лестницу, он оступился и, влекомый тяжелым рюкзаком, стал падать. Я написал "стал падать", и получилось ощущение, что пройсхо
60
дило это медленно. Это результат рассказа самого Москальцова. Мягкий, обаятельный, спокойный, он рассказывал об этом событии так, словно видел его в замедленной съемке. Вот он наклоняется и понимает, что, опрокинувшись, упадет вниз головой, это хуже, чем ногами. Вот он хватается за перильную веревку, и веревка под тяжестью падающего тела вырывается, но успевает его в воздухе "поставить на ноги". Вот он долго (пятнадцать метров-- это высота современного шестиэтажного дома) летит, ударяясь о ледяные выступы, и наконец лежит И видит далеко на фоне неба фигуру Голодова Голодов спускает ему веревку. Москальцов са (потому что кто ему может помочь в этой ситуации? привязывается и с помощью Голодова начинает выбираться из ледяного мешка.
Все это было удивительно. И то, что жив, и то что сам после падения выбрался из трещины, и то что плакал не от боли, а от обиды, что не увидит Эверест в тот момент, когда все муки подготовки и прохождения маршрута были позади и оставался только праздник. Трудный, великий праздник восхождения на Эверест...
Так "на ровном месте" выбыл из команды Хомутова Леша Москальцов. Была четверка. Стала тройка....
Минут через сорок после Трощиненко к Москаль-цову поднялся доктор Свет Петрович Орловский. Он определил серьезное сотрясение мозга, остальное пустяки--ушибы...
-- И все! --продолжал Трощиненко.--Взяли стен нок (на котором носят рюкзаки и прочую поклажу) погрузили человека и понесли по очереди, метров по тридцать, по сорок. Так и тащили. Он был в совершенном шоке. Не потому, что упал или ударился. Он просто, как всякий человек, очень хотеЯ залезть на Гору... Я его успокаивал как мог. Говорил: Леша, когда мне дали высоту не выше базового лагеря и я понял, что Горы мне не видать, я всего две недели не спал. Ну и ты не поспишь две недели но ведь ты в основном составе. Ты нюхал воздух выше восьми тысяч метров... Ну и пошли... У негон* лбу от удара отпечаталась шерстяная шапочка. Вся текстура была видна. Значит, удар был оченв приличный... Так мы его и несли. Потом встретили нас Овчинников, Романов, шерпы. Носилки... Та*Г уже было просто нести. К этому времени мы уж* перенесли его через трещины, где установлены в качестве мостов такие же лестницы, как та, где он.. Ну, мы его перенесли четко. Не первый раз.
К тому моменту, когда Леша Москальцов занял свое печальное место в палатке, Бершов и Турке-вич, поставив себе расход кислорода два литра, быстро шли на помощь Балыбердину и Мысловско-му. Она надели на себя все теплые вещи, потому что никто не знал, что такое ночное восхождение на Эверест. Поначалу им было жарко--так резво он* стартовали. Рюкзаки по ощущению были килограм* мов по двенадцать--три баллона кислорода, коим (которые у Мысловского пропали с рюкзаком, i теперь по снегу без них идти было трудно и несли Ефимовские), питание, фляги и фонарик" который перед выходом из палатки сунул Туркевичу