Восхождение Бершова и Туркевича можно назвать, раз уж мы употребляем эффектные слова, феерическим. Мало того, что помогли первой связке, они еще буквально взлетели на вершину. Всего на дорогу вверх и вниз у них ушло одиннадцать с половиной часов, а ведь они в течение добрых семи часов помогали спускаться Мысловскому и Балыбер-дину...
В палатке стало очень тесно. Мысловский и Балыбердин утомлены страшно, глаза косят, язык
еле ворочается, они замерзли настолько, что не могут сами раздеться. Всей четверкой снимали им ботинки, растирали ноги. У Эдика кончики пальцев почернели, в некоторых местах кожа лопнула... Их напоили горячим чаем и уложили отдыхать.
Шестерым в палатке тесно. Помощь Иванова и Ефимова не нужна, и они через час после возвращения четверых восходителей отправляются на штурм. Ефимов выходит первым, за ним Иванов. Валя долго не может на морозе завязать кошки, нервничает. Возвращается в палатку, в тепле быстро крепит их и уходит. Не спеша, по-деловому, движутся они к вершине. Они идут по маршруту, уже пройденному сначала Балыбердиным с Мысловским, потом Бершовым с Туркевичем, но движутся довольно медленно--без конца то у одного, то у другого слетают кошки. Надевать их на морозе очень неприятно--надо снять перчатки, но тогда мерзнут руки, а в рукавицах не удается наладить их толком, хотя у Вали и у Сережи было время проверить такую малость, как кошки, до восхождения. Случалось, что они больше сидели, чем шли.
Когда они вышли на гребень, стали попадаться следы прошлых экспедиций: японская веревка, потом чужой баллон. Потом свой баллон. Потом, не доходя полусотни метров по высоте до вершины, Иванов, шедший вторым, нашел рюкзак Балыбердина...
А в это время сам Балыбердин все еще находился в пятом лагере вместе с Мысловским, которому каждый прожитый час нес не облегчение, а страдания, и двумя "братьями милосердия" -- Бершовым и Туркевичем.
Утром Ильинский, находившийся во втором лагере, вызвал базу. Из лагеря V сигнал не проходил, и Ерванд (Эрик) работал в качестве ретранслятора.
-- Туркевич и Бершов вчера совершили восхож
дение. Так. Дальше. Мысловский и Балыбердин в
тяжелом состоянии спускаются вниз. Надо, чтобы
лагерь три был свободен.
Предполагалось, что все четверо после консультации с врачом двинутся вниз из пятого лагеря и в четвертом останавливаться не будут, а сразу опустятся на 7800. В этот день в этот же лагерь должны были подняться Ильинский и Чепчев, а Валиев с Хрищатым должны были выйти из третьего лагеря, забросить кислород в четвертый и вновь вернуться в третий, где наконец группа Ильинского должна была объединиться. Но не судьба, видимо, этому случиться. В результате аварийного спуска Балыбердина, Мысловского, Бершова и Туркевича лагерь III не сможет принять Валиева и Хрищатого, и соединение в этот день не состоится. Валиев с Хрищатым, захватив кислород, уйдут в четвертый лагерь на 8250 и останутся ночевать там, а дистанция в один день и в один лагерь между ними и Ильинским с Чепчевым сохранится. А пока Ильинский, сидя на 7350, ретранслирует переговоры между лагерем V, где сидят четверо восходителей, и базой.
Тамм спокойно, но озабоченно спросил:
-- Нужно ли высылать вперед врача или доста
точно будет, что там, во втором лагере, будете вы?
65
Ильинский сказал, что Мысловского и Балыбер-дина сопровождают Туркевич и Бершов и что им нужна консультация Света Петровича Орловского.
Доктор Свет! Свет и душа экспедиции. Лучше всего с ним беседовать до завтрака. Когда он, не обремененный дневными заботами, идет вверх по ручью чистить зубы... В Лукле я с удовольствием разделил с ним компанию и не жалею, хотя, засидевшись у ручья, мы в доброй беседе пропустили завтрак, обед и только усилиями Лени Трощинен-ко и Славы Онищенко были найдены и доставлены к ужину.
Три дела, говорил Козьма Прутков, единожды начав, трудно кончить. Я прошу прибавить еще одно, четвертое. Ибо, начавши говорить с доктором, закончить нет никакой возможности. Доктор ироничен, остроумен и добр. Без доброты он не мог бы заниматься своим основным делом--детской хирургией. Ирония позволяет подавить профессиональный цинизм, а остроумие -воспринимать альпинистов как детей и тем создавать себе для работы привычные условия... Познакомившись с ним, я немедля решил воспользоваться бесплатной врачебной помощью и обратился к Свету Петровичу. Мы ведь часто, знакомясь с врачами, для поддержания беседы нет-нет да и зададим вопрос: "А вот под левой лопаткой у меня болит--это что?" И человек, пришедший в гости для общения и отвлечения себя от каждодневных забот, вынужден вести вежливую полупрофессиональную беседу. Доктор Свет тогда, в зеленом лагере на подходах к Лукле, подвел меня к богатейшей экспедиционной аптеке, сшитой им самим из сотни полиэтиленовых карманчиков, и сказал:
-- У меня тут всякие лекарства есть. Выбирай,
что нравится...
Я замешкался. Тогда он достал красивый зеленый тюбик и сказал:
-- Вообще это от другой болезни, но, учитывая,
что импортное и дефицитное, должно помочь.
Но умел бывать Свет Петрович и другим. Я слышал магнитофонную запись консультации Бершо-ва. Он спрашивал Сережу, сможет ли он сделать укол Мысловскому. И, узнав, что сможет, тщательно, предусматривая каждую мелочь, объяснял, как пользоваться препаратами, как их отогревать, что делать, если организм даст неожиданную для Бер-шова, но предполагаемую Орловским реакцию. За его советами следили все лагеря. Чуть только возникали вопрос или помехи, как тут же кто-то bull; передавал в точности вопрос Орловского или его ответ.
Орловский через Ильинского спросил пятый лагерь, есть ли у них компламин в ампулах, шприц одноразового действия и иглы.
И тотчас из третьего лагеря отозвался Валерий Хрищатый:
-- У меня в аптечке это есть. Аптечка на руках.
Прием.
- Ну, понял тебя, понял. Но пятый лагерь--он же далеко от третьего...
-- Все ясно,--сказал Валерий,-- но все же буду
на приеме.
66
Спустя некоторое время Тамм посоветовал Вали-еву и Хрищатому, взяв аптечки, выходить навстречу спускающимся четверым альпинистам. Так Валиев и Хрищатый, сохранив разрыв с Ильинским и Чепче-вым, оказались к вечеру в лагере IV.
Выполнив все указания Орловского и сделав необходимые уколы Эдику (Балыбердин от инъекций отказался, он только глотал таблетки), все четверо стали готовиться к спуску...
В это время Валентин Иванов и Сергей Ефимов приближались к вершине. Рюкзак Балыбердина едва удалось оторвать от земли, там было немало интересного. Кинокамера "Красногорск", "трофейная" японская рация, которую хозяйственный Володя взял, чтобы попусту не валялась, и редуктор, чтобы сравнить с нашим (наш лучше), а остальное-камни. Полрюкзака камней с вершины.
Захватив кинокамеру, Иванов с Ефимовым продолжили путь. Скоро они вышли на узкий скальный гребень, который вывел их на снежный. По снежному гребню, лежащему на уровне Южной вершины, они шли спокойно, и вдруг Ефимов, шедший первым, почувствовал, что веревка натянулась. Иванов резко замедлил ход. Ефимов показал тому на баллон -- кислород подкрути. Кислород иссяк, и моментально скорость движения замедлилась. Иванов заменил баллон, и скоро без приключений они вышли на вершину. Погода была неважная...
Они достали камеру и лишний раз подивились Балыбердину, вытащившему такую тяжесть на вершину без кислорода. Позвали к рации кинооператора Диму Коваленко. Тамм поздравил с восхождением и передал микрофон. Оказалось, что "Красногорск" замерз. Дима посоветовал сунуть его под пуховку и отогреть. Так они и сделали. Сунули за пазуху киноаппаратуру и осмотрелись, где же это они.
Весь Непал закрыт облаками, в Тибете иногда видна долина, и даже чувствуется по цвету и свету, как там жарко, Лхоцзе еле видна. Почти не просматривается Чо-Ойю--это далеко. А под ногами верхушка треноги, к которой привязаны баллон Мысловского, баллон Туркевича и вымпелы, которые ночью привязали ребята. Ближе к основанию треноги в фирн врос флажок. Красно-белый возле древка,-- вероятно, польский...