Теперь, получив разрешение и уточнив у Володи детали дальнейшего подъема, они устремились вверх.
Наши первые переговоры с ними состоялись в 21.30. Примерно в 22.30 дежурные у рации и я в своей палатке слышали вызов:
-- База, база!
Потом еще раз. И все кончилось до утра, до плановой
261
связи в 8.00. Казалось, мы начали привыкать ко сну и прослушиванию рации одновременно. То, что при этом можно было назвать сном, обретало привычное содержание в те короткие периоды, когда побеждала мысль: все хорошо, просто у них питание рации село.
Как мы узнали потом, вызов "база, база!", который мы слышали примерно в половине одиннадцатого, был безуспешной попыткой сообщить радостную весть о победе. Счастливые, стояли они на вершине. Поняв, что рация на таком морозе работать не будет, прекратили вызывать базу и попытались сфотографироваться. Пробыв на вершине 25 минут, Бершов и Туркевич начали спускаться. Очень скоро они неожиданно для себя догнали Володю и Эдика. Те практически не сдвинулись с места. Надо было организовать их спуск. В таком состоянии да еще без кошек они не могли сделать этого самостоятельно. Помощь, оказанная им двумя часами ранее, не дала желаемого результата.
Началось медленное, изнурительное движение. По маршруту спуска между Мишей и Сережей растягивалась перильная веревка--45 м. Пристегнувшись к веревке и придерживаясь за нее, вниз уходили Эдик и Володя. Потом опять работала вторая двойка, опять на очередном участке спуска натягивались перила, и все повторялось вновь. И так много часов кряду.
Истекали сутки с тех пор, как первая двойка покинула лагерь V. Оба были уже почти в невменяемом состоянии.
Около 6 часов утра 5 мая они наконец добрались до палатки. Позже Балыбердин записал в своем дневнике, что так близко к концу он еще никогда не был. Друзья помогли ему влезть в палатку, когда силы, казалось, покинули его.
И вновь возникает вопрос: где же предел человеческих возможностей? Всего через несколько часов все четверо продолжили спуск, и еще 2 дня двигались они до лагеря I на отметке 6500 м. Очень скоро Володя восстановился настолько, что никакая помощь ему уже не требовалась. Для Эдика же эти 2 длинных дня продолжали быть днями испытания духа и воли. Руки были поморожены. Кончики пальцев почернели, местами лопнула кожа. Они болели сами по себе, не говоря о мучениях, вызываемых рукавицами. А надо было спускаться по сложным и крутым скалам, пользуясь непрерывной цепочкой веревочных перил. 4 км веревок, на каждые 50 м минимум по 3 крюка, то есть минимум 3 раза надо этими руками отстегнуть и вновь пристегнуть страховочный карабин. Все 4 км надо крепко держаться этими руками за веревку и жумар. Все 4 км--2 дня--надо терпеть и терпеть. Никто не мог ему в этом помочь, никто не мог за него (этого он не хотел допустить) перестегиваться и держаться. Только эти его пальцы. Только эта его воля.
Во всем же остальном ему непрерывно помогали два ангела-хранителя--Сережа Бершов и Михаил Туркевич. И, конечно, Володя Балыбердин.
Когда Эдик спускался в очередной лагерь, он не мог уже ничего делать сам. Ни разуться, ни переодеться, ни поесть, ни залезть в спальный мешок. Он становился капризным, как ребенок. Но это никого не выводило из равновесия--дневной работой он заслуживал большего снисхождения.
Теперь об ангелах-хранителях или, точнее, спасителях. Оба достойны высшей похвалы. Их выдающиеся способности скалолазов были хорошо известны и раньше. Здесь же, действуя все эти дни просто замечательно, они продемонстрировали, что являются и исключительно сильными альпинистами. В Сереже, спокойном, мягком и в то же время решительном человеке, никогда не теряющем чувство собственного достоинства, можно было заранее увидеть все те качества большого человека и альпиниста, которые так ярко проявились на Эвересте.
А вот Миша приятно удивил. Я не относил его к числу сильных альпинистов. Компанейский, веселый парень--это
262
да. Но бывает несдержан, не всегда контролирует себя. Таким он мне представлялся. И это подтверждалось вначале, когда ему тяжелее многих давалось врабатывание. Уставая, он готов был раздувать, и казалось с удовольствием, досадные для нас неурядицы, встречавшиеся на начальном этапе. Вместо спокойного анализа и поиска путей исправления ошибок готов был винить всех и каждого. А тут, в решительный период, когда надо было зажать себя и действовать, действовать и действовать несмотря ни на что, он сработал отлично во всех отношениях. Молодец!
Но вернемся в базовый лагерь. Мы покинули его в ночь на 5 мая. Когда сон отступал под напором тревожных мыслей, вспоминались события этого дня. Начался он со скоротечного, но тревожного происшествия.
Рано утром мы проводили на восхождение Лешу Моо кальцова и Юру Голодова. Это первая связка последней группы восходителей. Назавтра должны были уйти их напарники Валерий Хомутов и Владимир Пучков. Остальные двойки уже в пути. Завтра весь спортивный состав образует непрерывную цепочку групп, движущихся к вершине и подстраховывающих друг друга...
Незадолго до утренней связи, во время которой проводился опрос групп, меня вызвал Голодов. Прошло менее 2 часов после расставания. Такие группы обычно не включались в опрос до 14-часовой связи. Мы решили, что он хочет дать информацию о состоянии дороги через ледопад. Наверное, нужны ремонтные работы.
Вот что последовало за этим:
Голодов: Евгений Игоревич, значит, здесь, при выходе на плато пять пятьсот метров, там, где был завал, были большие трещины и вновь была поставлена лестница, Леша упал с лестницы в трещину. Подвернул ногу. Я сейчас его вытащил, он наверху. В общем, все нормально. Он не так сильно подвернул ногу. Вероятнее всего, мне сейчас надо с ним спускаться. Как поняли меня? (А ты волнуешься, сильно волнуешься: выход на плато-- это 5700, а не 5500!)
Тамм: Понял тебя. Навстречу выслать людей? Людей выслать?
Голодов просил прислать Трощиненко и врача Орловского; сказал, что Леша Москальцов из трещины вылез практически сам--"я его только подтягивал". Упал Леша потому, что вырвались перила--перемерз и сломался фирновый крюк. Условились о дальнейшей связи. Юра стремился говорить один на один, когда общий опрос групп закончится. Это настораживало. Наверх вышли Трощиненко и Пучков. Готовились Орловский и Хомутов.
После того как окончился опрос и мы узнали, что Мысловский и Балыбердин идут к вершине, состоялся второй разговор:
Голодов: Ну, ситуация, значит, несколько хуже, чем я ожидал. У него сильное кровотечение из носа. Я ему поставил холод на нос. Просто все время капает. Ну, и с ногой, значит, сложнее. Вероятнее всего, подвернул в лодыжке. Там, где ровно,--наступает, а где какие-то градусы--уклоны, там хуже.
Тамм: Хорошо, сейчас к вам выйдут, выходят. Как ты думаешь, нужно что-нибудь, чтобы нести его или нет?
Договорились, что наверх поднимутся 4 человека и там, где необходимо, будут транспортировать Лешу на спинах. Чтобы Орловский--наш врач--точнее представлял ситуацию, я попросил Юру описать состояние пострадавшего.
Голодов: Свет Петрович, общая картина, значит, такова. Вообще-то я не прощупывал, мне это и не надо делать, но у него, наверное, подвернута лодыжка. Это раз. И второе, он очень здорово ударился переносицей. Вероятнее всего, разбита переносица. Идет сильное кровотечение. Я сделал два тампона, но это не помогло. Сейчас сделал холод. Думаю минут десять подержать холод. Как меня понял?
Свет Петрович дал необходимые указания, велел уложить Лешу поудобнее, укрыть, не двигаться до его прихода. И ушел в ледопад.