— Не беспокойтесь, господин. Больше не увидите, — Исибэйл вытер соленые дорожки со щек и сам высвободил плечо от руки Эвена, сделав пару шагов к выходу, но лорд Насхайм вновь остановил его от ухода, перегородив путь:
— Я не отпускал тебя.
Мальчик совсем растерялся и просто ждал дальнейших приказов. Но то, что было сказано дальше его господином, скорее походило на одновременно участливую и укоряющую просьбу:
— И обманывать меня также больше не стоит, Исибэйл. Сядь и поешь вместе со мной.
— Но, господин, я уже говорил вам…
— Не заставляй меня использовать силу.
И если бы не с завидной быстротой меняющееся отношение Эвена к нему, каждый кусок баранины, холодный варенный картофель и хлеб с чуть согретой на огне талой водой показались бы ему пищей богов, что он разделил со своим господином.
Но бедный Исибэйл клевал, что сиротливый воробушек, по крошке, хотя Эвен, думая, что незаметно, но то и дело подкладывал ему куски посытнее. Да и от хлеба отломил мальчику куда более щедрый кусок, чем оставил для себя.
— Все. Теперь можно и в путь. Сил хватит у обоих.
Эвен стряхнул крошки с груди, туже перевязал сзади волосы и встал на ноги. Следом поднялся и Исибэйл.
— Благодарю вас господин. Утром перед дорогой я еще принесу вам еды. А сейчас позвольте мне идти? — очевидно, мальчик не понял, о каком пути ему говорил молодой Насхайм.
— Ты сегодня то нем, то глух делаешься, Исибэйл. Надень холщовые штаны, да перевяжи сапоги потуже. И шкуру, что тогда давал в дорогу, накинь на плечи. И тихо там, смотри. Чтобы никто тебя не видел! Возьми пару факелов и лучин, но не поджигай пока что. Ждать тебя буду у кромки леса. Ну? Что встал, как вкопанный?!
— Что вы, господин… Куда же мы с вами поедем… вдвоем… Ночь ведь… — испуганно замямлил мальчик, изо всех что стараясь сдержать подступающий к горлу скользкий ком.
— А ты что же боишься меня, Исибэйл? Думаешь, господин средь ночи в лес тебя заведет, да и справит нужду плотскую?
Лицом мальчик сейчас вспыхнул ярче любого факела:
— Я… Я не то сказать хотел, господин…
— Так боишься все-таки?
— Нет, — собравшись с духом, вымолвил Исибэйл.
— Тогда не теряй времени! Иди и сделай все, что сказал тебе. Да поживей!
***
— Обхвати меня руками и крепче держись! И лицо спрячь в мехе на моей спине. Поскачем быстро, оглянуться не успеешь, как щеки до кости обморозит!
Что еще оставалось Исибэйлу? Разве мог он ослушаться? Да и хотел ли ослушаться?
Не обманул его Эвен. Лошадь пришпоривал так, что и на морозе ноги у обоих вскоре разъезжались вверх-вниз по ее взмыленным бокам. И теплом спины своей, укрытой звериной шкурой не обманул. И одичалым биением сердца, что сливалось со стуком собственного, когда Исибэйл жался к сильному телу своего господина.
Скоро оказались на небольшой опушке леса, где Эвен привязал лошадь к стволу крепкого дерева и велел Исибэйлу зажечь оба факела.
Быстро вспыхнувшие огни освещали им путь сквозь лесную чащобу. Мальчику казалось, что идут они совсем не по проторенной тропе, а молодой лорд ведет их только по ему известным приметам.
Минут через двадцать ходьбы, проваливаясь в снегу по самые чресла, они достигли совсем крошечной поляны, что каким-то чудом природы появилась прямо в лесной чаще. Исибэйлу поперву привиделось, что они вышли к небольшому лесному озеру, но, посветив факелом впереди себя, он инстинктивно схватился рукой за шкуру впереди стоящего Эвена, тот час же, отдернув ее, как от дымящихся углей.
Посреди поляны снег, казалось, нагребен был, что над медвежьей берлогой, и Исибэйл так бы мог подумать, если бы не возвышающийся над этим холмиком крест.
До этого Исибэйл никогда еще в своей жизни не видел христианских могил, хоть и слышал о них, но отчего-то сразу он догадался, что это и кто лежит под крестом: слишком суров и печален стал взгляд Эвена.
И слишком сильно забилось в груди Исибэйла запретное, невозможное желание подойти к нему и вновь, как в пути к этому лесу, прижаться щекой к его спине.
Эвен отдал ему свой факел, а сам опустился на колени и, почти утопая в снегу, прижался лбом к нижней части креста. Губы его зашевелись, творя тихую молитву, а синеющие ладони огладили снежное покрывало и вернулись ко кресту.
Исибэйл молчал. Да и тихое журчание слов Эвена поглощала снежная ночь. Затем младший Насхайм заговорил громче:
— Люди стали замечать, как по-особенному я отношусь к нему. Люди всегда все замечают: лишнюю улыбку, взгляд, что задерживается на лице дольше обычного, едва ощутимое касание рукой… Люди все замечают. И они… они возненавидели моего Эвера… Возненавидели за верность выбранному пути. Возненавидели за то, что его не могу ненавидеть я.
— Господин…
— Молчи! — Эвен блеснул на него помутневшим стеклом глаз. — Он предупреждал меня… Предупреждал, что подобно ученикам сына Божьего я отрекусь от него и сделаю это не единожды… И я отрекся. Я сам не понял, как мог пойти на такое. А когда одумался, было слишком поздно.
Исибэйл, — была ни была! — переложил второй факел в левую руку, опустился на снег рядом со своим господином и медленно, по дюйму, начал протягивать правую к широкой ладони с длинными пальцами, что вновь была на холодном могильном снегу.
Сделал глубокий вдох и накрыл своей рукой эти замерзающие пальцы. Эвен не отдернул руки. Сам извернул ее и скрепил пальцами их ладони. А Исибэйл почувствовал, как внутри все дробится и по новой собирается в целое. Он бы и сердце это озябшее рад был согреть… Да разве позволят ему?
Не размыкая их рук, свободной рукой Эвен достал из потайного кармана маленький крест и, поцеловав его, убрал обратно. Затем, все же, отпустил руку мальчика и сказал:
— Пора возвращаться. Кому о месте этом скажешь — сам лично вздерну тебя на первой осине, как паскудного проклятого предателя!
— Зачем вы говорите мне такое, господин? — Исибэйл встал на ноги. — Я никогда не предам вас. Пусть пытают меня. Пусть жизни на раз лишают, а вас не выдам. Не отрекусь от вас.
Мальчик тогда сказал все, как чувствовал. Только не ведомо ему было, что весь обратный путь Эвен будет думать о его словах.
***
— Где для ночлега себе место нашел? — спросил мальчика господин, когда они снова оказались внутри его шатра.
— Там, на повозке между мешков с пшеном. И костер совсем близко.
— А к утру зуб на зуб попадать не будет?
Исибэйл не нашелся, что ответить. Эвен оглядел свою наспех сооруженную постель из шкур животных, затем вновь обратился взором к Исибэйлу.
— Можешь… — слова застряли у него в груди. Вместо того, чтобы закончить, он взял волчью шкуру, что должна была служить ему подушкой, снял с плечей мех и все это бросил прямо в руки Исибэйлу:
— Укроешься… Небо прояснилось, холоднее станет.
Исибэйл прошептал благодарность, но с места так и не двинулся.
— Что встал? Почему не уходишь?! — вновь очерствел голос Эвена.
— Вы не отпустили меня, — все тем же шепотом ответил Исибэйл.
Эвен повернулся к нему полубоком. Запрокинув назад голову, он хрипло отдал последнее на сегодня распоряжение мальчику:
— Иногда мне кажется, что я никогда уже не смогу сделать этого… не смогу тебя отпустить… Ложись спать. Скоро караульных менять будут.
========== 8. Unforgiven ==========
…All that no one sees
you see what’s inside of me,
Every nerve that hurts you heal
deep inside of me,
You don’t have to speak — i feel*…
На новом месте ждали старые заботы. Мальчику была поручена привычная работа: знай-успевай помогать на кухне и на дворе.
Вроде бы все, как обычно. Но там, на своей земле, это было «своим», привычным. И даже дом старшего господина Насхайма уже перестал казаться Хельхеймом.
Здесь против Исибэйла были новая земля, новые стены и новые люди.
Эвен же, казалось, напротив, преобразился, едва ли они вступили на землю северных владений Насхаймов. Мальчик тогда думал, они больше всего напоминают ему о все еще далеких берегах Скандинавии, куда должны держать путь по весне. Вот господин и радуется.