Эвен оставил мальчика у себя, а сам отправился продолжать начатые вчера приготовления к отплытию.
Вернувшись в свою комнату, снял стягивавшие весь день его ноги сапоги из грубой кожи и вытянулся на краю своей постели, повернувшись так, чтобы можно было наблюдать за спящим мальчиком.
Когда Исибэйл открыл глаза и принялся лепетать извинения, Эвен только и смог, что устало улыбнуться в ответ и, протянув руку к испуганному личику, погладил тонкий рубец на виске:
— Как мне тебя от беды увести? Как от себя самого уберечь?..
На запястье его все еще виднелись следы от ожогов. Мальчик со всей горячностью, на которую был способен, схватился рукой за это запястье и прижался к нему губами.
Другой своей рукой Эвен начал гладить Исибэйла по голове, но едва ли пальцы коснулись того самого места, где стрелой его были вырваны несколько прядей, как глаза молодого господина потемнели, а обе руки мгновенно были убраны от мальчика.
Недолго думая, Исибэйл встал перед ним на колени и, опустив глаза, начал медленно снимать с плечей новую лейне, что была на него надета Эвеном. Он и так-то в ней утонул своим тонким, что ивовый ствол, телом, а сейчас вот-вот был готов выскользнуть.
— Что ты делаешь? — Эвен привстал на локтях.
— Я… Я теперь, как женщина с вами лечь должен? Ведь так… Господин?
Взлет бровей вверх и Эвен, и поправив на мальчике лейне, увлек его к себе на грудь:
— Разве ты не слышал, что я тебе сказал на берегу?
— Боялся, что ослышался…
Насхайм начал пропускать нежные пряди между длинных пальцев:
— Ты ангел, Исибэйл. Ты мой ангел-хранитель.
— «Ангел»?..
— Ангел, — Эвен догадался, что мальчик попросту не мог знать этого слова. — Ты Богом послан мне здесь, в этом мире… И ты всегда будешь моей совестью, главным судьей моим поступкам. Ты всегда будешь самой доброй стороной моего сердца.
Эвен кожей почувствовал, что мальчик снова заплакал. Но сегодня он и не думал запрещать ему этого: самому было едва сдержаться.
Исибэйл, стыдливо пряча лицо на груди молодого господина, сквозь слезы прошептал:
— Вы как-то сказали, что все наши плохие дела — это наши грехи… Так знайте же, господин мой, я не безгрешен…
____________________________
Берсе́рк, или берсе́ркер (др.-сканд. berserkr) — в древнегерманском и древнескандинавском обществе воин-викинг, посвятивший себя богу Одину. Перед битвой берсерки приводили себя в состояние повышенной агрессии, согласно легендам, с этой целью они выпивали специально приготовленную настойку из мухоморов, что делало их мало чувствительным к ударам. В сражении отличались неистовостью, большой силой, быстрой реакцией и нечувствительностью к боли. Спины их, как правило, были укрыты медвежьими или волчьими шкурами, а лица могли быть покрыты белой глиной или известью, а также разрисованы углем. (по материалам Wikipedia)
========== 10. Первым бросит свой камень ==========
Еще не успевшая распуститься цветами и запахами весна, не набравшая полной силы, ночью уступала место тлевшим кострищам зимы. Но рядом с молодым господином было тепло даже в самую суровую стужу.
— В чем твоя вина, Исибэйл? — Не выпуская его из рук, Эвен поднялся чуть выше, заставляя подростка взглянуть ему в глаза.
— Вы и смотреть в мою сторону больше не захотите.
Эвен покачал головой, касаясь указательным пальцем его подбородка:
— А это уж я сам решу, Исибэйл. Я пока еще твой господин.
Исибэйл, прикусив губу, тяжело вздохнул:
— Вы же помните, кто должен был оказаться той ночью в вашей постели?..
Эвен, не перебивая, слушал его, не сводя ясного взгляда с этого, становящегося все алее и алее, личика. К середине исповеди мальчик начал запинаться на каждом слове, а когда произнес «трогала меня… да так, что и жарко… и сладко было… от груди до колен… И все шептала мне: «Ты ведь любишь… любишь свою Исабель»… а я бы и рад противиться… да не мог», — совсем затих, закрыв лицо ладонями и со всхлипами уткнувшись Эвену в грудь:
— Простите меня!..
Исибэйл все хватался за лейне молодого господина, ожидая, что его сейчас отшвырнут, как прокаженного, но вместо этого его заходившееся дрожью худенькое тельце только укрыли чем-то мягким и теплым, а поверх еще, для надежности, крепко обняли и прижали к себе.
— В-вы т-теперь н-не б-будете м-меня л-любить?.. — продолжал причитать Исибэйл, не отрывая личика от крепкого тела своего господина.
Эвен молча обнимал его, медленно поглаживая ладонями волосы и плечи.
— Скажите хоть что-нибудь… Господин?..
Мальчик сам нашел в себе силы взглянуть ему в лицо. Эвен улыбался. Взгляд его был на удивление спокоен.
— Прошу вас…
— Все, что делается с любовью… В том нет греха. Ты же любишь свою сестру?
— Люблю… Но только как сестру… А тогда, в тот вечер… Я совсем ничего не понимал…
Эвен вновь улыбнулся, но глаза его сейчас были отнюдь не радостными. В них Исибэйл развидел и тень печали и чего-то болезненного:
— Значит… Я бы точно не смог тогда воспользоваться своим правом первой ночи?
Исибэйл не сразу сообразил, куда он клонит, а когда до него дошел смысл услышанного, то изо всех сил, словно в неистовстве, замотал головой из стороны в сторону:
— Нет, нет, нет, что вы, господин!.. Ничего не было больше… Я бы не позволил такому случиться… Она же моя сестра… Да и не была бы ей… — здесь Исибэйл вновь сделался алым, — я бы… я ничего не умею…
— Мудреного там немного, — усмехнувшись ответил Эвен, коснувшись щеки мальчика. — Другое дело, хотел ли ты этого сам.
— Нет!.. — непреднамеренно громко крикнул Исибэйл. — Не хотел, поверьте… С ней я этого не хотел.
— Не прячь глаза, Исибэйл.
— Как мне не прятать их, если стыд щелоком мне разъедает их…
— Жалеешь, что открыл мне свою тайну?
Мальчик сам отстранился от молодого господина и, забившись в угол постели, зарылся лицом в едва прикрытых лейне коленях.
Задумавшись на какое-то время, Эвен дотянулся рукой до этих золотистых вихров и пригладил их, вселяя покой в сердце и разум Исибэйла:
— Пусть тот, кто без греха, первым бросит камень…
— Что? — мальчик осмелился поднять голову.
— Ничего, Исибэйл, — Эвен за плечи притянул его обратно к себе и, укрыв потеплее, вновь обнял своего ангела. — Теперь спи. Завтра дел невпроворот.
Они и правда заснули довольно быстро, но уже за полночь Исибэйла разбудил странный шепот, раздававшийся в углу. Мальчик открыл глаза, разглядев там силуэт своего господина, который, стоя на коленях, соединив ладони и накрыв одну другой, быстро шевелил губами, произнося слова на совершено непонятном Исибэйлу языке.
Едва ли Эвен закончил, встав на ноги, как Исибэйл быстро закрыл глаза и постарался выровнять дыхание: он не хотел сердить господина лишним любопытством.
***
— Не стой здесь в одной лейне. Ветра Северного моря суровы.
Исибэйл, застывший у корабельной кромки, с замиранием сердца смотрел на бескрайний морской простор, сливавшийся на горизонте с лиловым небом, когда почувствовал, как плечи обволакивает мягкой шерстью и горячее дыхание обдает висок.
— Что вы, господин… зачем вы беспокоитесь обо мне? — пролепетал смутившийся такой заботе мальчик.
— Не хочу, чтобы ты заболел.
— Я привык к холоду. Зимы в наших шотландских горах не теплее зим в вашей стране. Да и ранние вёсны лишь дразнят теплом.
— Разве тебе неприятно, что я нахожусь рядом?
— Что вы, — Исибэйл опустил голову. — Когда вы рядом — мне все на этом свете мило.
— Почему же тогда ты боишься взглянуть на меня?
— Ваши люди… Они и так косо смотрят в мою сторону… Как был я для них чужаком, так и остался. А сейчас еще больше меня невзлюбили… Может, зря вы взяли меня с собой?.. Вдруг из-за этого и вам хуже будет?
— А ты не бойся людских взглядов, — и вот уже не горячий воздух, а такие же горячие губы касались его виска. — Пока ты рядом со мной — никто тебя не посмеет тронуть.